– Но он ведь знал, что я уезжаю, и по какой причине. Думаешь, отец ему не сказал? Да и Косте я тоже все объяснила…

– Встречала я на свете всяких дураков, но вы с Барсуковым просто уникальное явление! Выходит, ты ждала, когда он заявится к тебе с прощальными поцелуями, а он тоже терпел, надеялся, бедный, что ты соизволишь прийти и объясниться. И самое идиотское то, что рядышком живете, через стенку друг от друга спите, но первым переступить через свои дурацкие амбиции – ни боже мой!

– Он все дни в городе пропадал по надымовскому делу, помнишь, сколько возни вокруг него было… И потом, я думала, что на вашей свадьбе мы с ним встретимся и каким-то образом сумеем объясниться, но сама знаешь, меня Лайза срочно в Красноярск вызвала, потом все эти дела со Славкой… Разве могла я оставить его, когда он сдавал экзамены? Конкурс был страшенный, я до самой мандатной комиссии боялась даже надеяться, что он поступит. Сейчас он со своим курсом на учебной базе. Рад до безумия, что поступил…

– Это мы уже слышали, – прервала ее Антонина, – и надеюсь, еще обмоем его курсантские погоны, но я тебе, Мила, определенно скажу: Славка, как ни крути, уже отрезанный ломоть, у него теперь свои цели и задачи. А тебя за подругу перестану считать, если упустишь Барсукова. Такого мужика судьба один раз в жизни дарит, а ты этим подарком так безалаберно распорядилась. Ведь он на эту Надьку раньше и вполглаза не смотрел, а с нашей свадьбы они вдвоем ушли. Отсюда все и пошло-поехало. Теперь Надька его держит руками, ногами и еще зубами в придачу. Дробот говорит, что раз пять на дню в кабинет звонит, а в обед то пирожков чуть ли не на весь отдел принесет, то еще чего-нибудь… Но ты не огорчайся, я на сто процентов уверена, что Барсуков до сих пор по тебе мается. Стас на днях газету купил красноярскую с твоим интервью, так Барсуков без лишних церемоний забрал ее и до сих пор не отдает… Так что есть еще у тебя шанс, правда, последний… Приезжай, постарайся хотя бы дня на три, на четыре… А уж как вам встретиться – нечаянно, естественно, – я уж, наверное, придумаю в промежутках между Мишкиными кормежками и стирками пеленок. Стас-то у меня не слишком разбежится помочь, только и горазд, что слюни над дитем пускать. Всем уже уши прожужжал, что Миша на него похож. Я молчу, конечно, пусть думает до поры до времени, что в него, красавца, уродился…

Белая иномарка, заложив крутой вираж, затормозила у крыльца магазина, и Людмила едва увернулась от грязного фонтана, вылетевшего из-под колес и все-таки обдавшего чемодан, который в последний момент успел спасти ее плащ.

Открылась передняя дверца, и молодая, судя по легкости, с которой она перепрыгнула лужу, женщина вбежала на крыльцо и скрылась в магазине.

Людмила обогнула машину, дверца которой так и осталась открытой. В салоне было темно, но по запаху сигаретного дымка она догадалась, что водитель остался в машине. И даже остановилась от пришедшей в голову внезапной и шальной мысли: как здорово было бы, если бы судьба расщедрилась на сюрприз и в машине оказался бы не кто иной, как подполковник Барсуков собственной персоной… И тут же с досадой тряхнула головой… Какой еще Барсуков, да еще в дорогой иномарке, на которую ему за всю свою жизнь не заработать, разве только взятки стал бы брать или наследство получил богатое!..

Она усмехнулась, потому что версии были самые что ни на есть аховые и не подлежали никакой критике, и поднялась по усыпанным облетевшими листьями ступенькам в магазин.

В помещении было тепло и малолюдно, только одинокая покупательница у прилавка с сигаретами да продавщица Лиза, которая при виде Людмилы расплылась в радостной улыбке:

– Людмила Алексеевна, здравствуйте! Вы что, совсем вернулись?

Людмила не успела ответить, потому что стоящая к ней спиной молодая женщина в длинном светлом пальто с капюшоном мгновенно обернулась и тоже вскрикнула от удивления:

– Людмила Алексеевна! Вы?

Блок сигарет, который она собиралась положить в сумку, выпал из рук, но она даже не заметила этого, потому что бросилась Людмиле на шею и расплакалась.

– Господи! Света! – Людмила отставила в сторону чемодан, за ним последовала сумка, и она обняла девушку одной рукой за плечи, а другой достала из кармана носовой платок и принялась вытирать ее лицо, по которому, оставляя черные от размытой туши дорожки, ручьем бежали слезы. – Ну что ты, девочка? Успокойся! – уговаривала она ее полушепотом, но Света от этих уговоров только еще сильнее заходилась в плаче, пока Людмила не отстранила ее решительно и не приказала: – Сейчас же перестань реветь! Смотри, весь плащ мне промочила! – И упрекнула: —Мы с тобой почти год не виделись, тебе что, рассказать мне нечего?

– Людмила Алексеевна! – Продолжая хлюпать носом, Светлана настороженно оглянулась на Елизавету, явно навострившую уши в их сторону, и произнесла вполголоса: – Простите, что разревелась! Я ведь от неожиданности! Мне сказали, что вы навсегда из Вознесенского уехали. В Красноярск… Это правда, что навсегда?

– Честно сказать, я еще сама не решила, временно или насовсем. Это от многих обстоятельств зависит… – Людмила угрожающе посмотрела на Елизавету и примкнувшего к ней охранника, и те спешно ретировались – охранник в подсобку, а Елизавета в дальний конец магазина, где принялась наводить порядок на полках. Правда, то и дело с любопытством оглядывалась, но по крайней мере теперь не могла разобрать, о чем шепчутся две женщины, о которых по Вознесенскому гуляло в последнее время так много слухов и домыслов…

– А я мамку приезжала хоронить, – всхлипнула Светлана. – Она какой-то дури неделю назад напилась, вот почки и отказали… – Она промокнула глаза носовым платком, еще больше размазав тушь по щекам, виновато улыбнулась. – А я ведь насовсем из Вознесенского уехала… Сейчас вот в институте бизнеса учусь…

– В институте бизнеса? – удивилась Людмила. – Но ведь там, говорят, большие деньги надо платить за обучение?

– А я замуж вышла, – пояснила Светлана. – Мне муж учебу оплачивает. И устроить потом обещал в какую-нибудь престижную фирму.

– Прекрасно. – Людмила улыбнулась. – В таком случае поздравляю, только одного не пойму, тебе ведь нет еще восемнадцати?..

– А у нас гражданский брак. – Светлана бросила быстрый взгляд в сторону Елизаветы и почти прошептала: – Валерий сказал, что мы непременно обвенчаемся сразу же после Рождества, как только мне восемнадцать исполнится.

– Прекрасно, – повторила Людмила. – Очень рада за тебя!

– Людмила Алексеевна. – Светлана отвела взгляд в сторону и торопливо проговорила: – Как дела у Славы? Я слышала, он поступил…

– Поступил. Сейчас проходит курс молодого бойца. Через неделю возвращается в институт. Будет жить в казарме. До принятия присяги, правда, никаких увольнений. В письмах пишет, что всем доволен, все ему нравится… – Людмила вздохнула. – Что еще сказать? Форма ему идет. Выглядит в ней совершенно другим человеком. Да он, Света, и стал совсем другим человеком. Более взрослым и серьезным…

– Я знаю. – Светлана опустила голову и шмыгнула носом. – Я, пожалуй, пойду, Людмила Алексеевна! А то поздно уже, нам еще до города добираться нужно! – Наклонившись, она подняла с пола блок сигарет, затолкала его в сумку и вновь посмотрела на Людмилу удивительно зелеными глазами, полными слез и такой дикой тоски, что у Людмилы невольно сжалось сердце, а в горле неприятно запершило. – Передайте Славе, чтобы зла на меня не держал, может, это и хорошо, что мы с ним расстались… – Она нервно сглотнула и быстро, словно боялась, что не решится произнести всю фразу целиком, проговорила: – Пусть вспоминает меня… и знает, что никого я так не любила и не полюблю, как его… – Она склонила голову и, не попрощавшись, быстро пошла к выходу. Людмила проследила взглядом, как захлопнулась за ней дверь, и повернулась к Елизавете.