Пальцы Катарины судорожно метнулась к тугому вороту, она споткнулась, но не упала, осунувшееся личико стало снеговым. Робер вскочил и кинулся к сестре. Кажется, он что-то сбросил на пол… Чьи-то бумаги, ну и кошки с ними.

— Ей плохо, — выкрикнул кто-то тонким голосом. Кто-то? Фердинанд! — Катарина… Душа моя!

Женщина рванула воротник, что-то отлетело, звякнуло об пол, Иноходец отпихнул судебного пристава, перепрыгнул через какую-то лавку и успел подхватить обмякшее тело. Гребни, или чем там женщины закалывают волосы, выпали, пепельная волна хлынула на пол, Робер едва не наступил на блестящие пряди.

— Двери! — рявкнул откуда-то Мевен. — Двери откройте! Шире!

— Катарина, что с тобой?! Катарина…

— Врача!

— Госпожу Оллар сопровождает мой личный врач, — голос Левия перекрыл тревожное гуденье, — он в Дубовой приемной, пошлите за ним.

— Сейчас…

Только бы не споткнуться, здесь такие мерзкие ступени…

— Монсеньор, вам помочь?

— Я сам!

Эпинэ нес бесчувственную женщину, а за спиной бился крик Фердинанда:

— Я лгал, лгал!.. Делайте со мной, что хотите, но я лгал! Я — трус, я лжец, но я король… И Карл — мой сын… Мой! А Рокэ невиновен… Он спасал Талиг по моему приказу! Он — солдат, а король — я! Я приказывал, а он воевал… И я отвечаю… За все и за всех! За моего маршала, за Сильвестра!..

Двери уже закрывались, когда до Эпинэ донесся стук жезлов и вопли судебного пристава:

— Высокий Суд просит покинуть зал… Его Величеству… Переносится… На неопределенное время…