Пока Яков не дал мне годного слова – полынья – я не понимала ни своего озноба, ни прочих впечатлений вроде мурашек на спине и льда в позвоночнике. Слово помогло понять ощущения. Но принять… душу сводило судорогой от мысли, что придется искупаться в проруби, заполненной не водою, а смертным мраком…

Я постаралась отвлечься. Сощурилась, усердно примечая детали обычного мира. Сжала руки в замок: нельзя постоянно хватать Якова за локоть или за край одежды, я не дитя малое… и Яков, увы, занят.

Люди у ближнего костра смотрятся боевитыми, молодыми и ловкими. Все до одури злы, аж скалятся! За костром ограда, вдоль неё – еще несколько костров. И там похожие люди, и они тоже жмутся к огню.

Яков снова рядом! Возится со мной, как с младенцем, а я пользуюсь: вцепилась в его руку, согрелась и почти заставила себя верить в хорошее… Вылезла из машины, нырнула в огромный плащ. Яков сразу надвинул капюшон мне на голову аж до глаз. Из густой тканевой тени смотреть в обычный мир – удобно. Не замечаю лишнего. Я мысленно пообещала себе прикупить плащ для ночных вылазок в парки с привидениями и на погосты с котятами… Инакость сама собою отодвигается за капюшон. Там, вне поля зрения, властны тени и холод. А я в маленьком живом мирке. Отгорожена плащом. Сейчас и того лучше: держу руку Якова. И глаза Якова – он глядит в упор – теплые, лучистые. Локки во сне так смотрел на своих волчат, и я завидовала им. Зря! Всамделишный Яков наяву глядит на меня, и защищает – меня.

– Юна, внимательнее. – Яков встряхнул за плечи… не знаю, который раз за эту бесконечную ночь он приводит меня в ясный ум. – Объясняю еще раз, с норой и вьюнами не помогло. Знаешь сказку про спящую княжну? Ту, что укололась об веретено.

– Да. Шиповник до небес и сто лет беспробудности, – пробормотала я и улыбнулась. Протянула руку, потрогала щеку Якова. – У тебя глаза черные. В них беда… Говори правду, что-то не складывается? Не надо беречь меня, я уже перестала дрожать. Справлюсь. О себе думай, о деле.

– В Кьердоре не шиповник, а вереск и ежевичник. В Иньесе не вереск, а бессмертник… так-то вот. Стоит людям войти, колючий вьюн уколет, обовьет, напьется крови и расцветет. Заполонит парк вокруг дома. Но Дымка ушел в парк, и я продолжаю видеть дэва, это хороший признак. Юна, некогда объяснять подробнее. Я постараюсь справиться сам, если тебе тяжело. Отказаться – не предательство, понимаешь?

– Мне страшно, но я смогу. Объясни попроще. Я плохо понимаю про нору и шиповник с вереском. Не надо сравнений, говори, что делать. По шагам.

– Ты умница, – Яков отвернулся, принял у кого-то вещь и вложил в мою ладонь… – Вот. Я просил приготовить маленькую. Дикость, конечно. Но это самое надежное средство.

Сперва мои пальцы ощутили отполированное многими ладонями древко, затем и взгляд изучил «средство»: в левой руке я держала косу. Маленькую, как обещал Яков. Лезвие блестело жидким серебром, очень ярко. Я вгляделась, недоумевая…

– Стой в круге света, не дёргайся, – вдруг приказал голос из-за ограды, из темного парка. И мне стало душно, ведь говорил Яркут! – Еще хоть капля грязи с языка упадет, закопаю вон под той рябинкой и тебя, и грязь.

– У нас приказ! Вы на чьей стороне, советник? Курт лично ве…

Звучно щелкнул металл, и фраза оборвалась на полуслове. Я замерла. Хотелось и сгинуть, и наоборот, шагнуть к свету, сбросить капюшон, позвать Яркута по имени и убедиться, что здоров… Но я стояла каменная. Мне нельзя отвлекаться. Именно сейчас это сделалось очевидным: я всего-то разволновалась, дернулась, чуть сместила капюшон… и тьма уколола сердце, сжала ледяной болью. А еще Яков некстати отвернулся, отошел к ограде. Ночь резко сделалась зловещей.

– Эй, чучела в плащах, оба-два! – окликнул Яркут. Голос донёсся глухо, словно из пещеры. – Я зол и палю во все, что дергается. К костру топайте. Живо, покуда живы.

– Мы здесь, чтобы помочь, – Яков шагнул к свету, поднял руки, показал, что ладони пусты. – Мое имя Яков. Обо мне могли говорить Курт и Норский.

– Допустим. Жаль, оба не подтвердят прямо теперь, – спокойнее отозвался Яркут и добавил досадливо: – А я недоверчив.

– Оставим доверие для лучших времен. Мы поможем, если никто не открывал дверь дома. Дверь или даже окно. Требуется точный ответ, с гарантией.

– Я что, банкир, гарантии давать? До моего прибытия вроде бы нет. Норский защищал дверь, как бешеный. Три черепа проломил прежде чем подставил свой, – буркнул Яркут. Вздохнул и добавил: – Служивые рвались в дом, как стадо на водопой. Почти успели разбить окно, когда я вмешался. Звука падения осколков я не слышал. Такие мелочи важны?

– Да. Мы рискнем, – отозвался Яков с сомнением.

– Мальчика надо вытащить. Живым!

– Ты мне приказы не кидай, а то и я кину… что под руку ляжет, – сухо предупредил Яков и добавил примирительно. – Войти в дом просто, а вот выйти, и тем более вынести пацана… Там смерть. Слышал о ритуале солнечного сна?

– Нет признаков, – Яркут чуть помолчал и хмыкнул огорченно: – Хотя нужен бесоборец, чтобы выявить эти самые признаки.

– Солнечный сон пустяк по сравнению с тем, что зовется хиена мара. Я рассчитывал на сон, а вижу иное и худшее, – медленно выговорил Яков. Шагнул от костра к ограде. – Теперь осень нам на счастье, дни короткие, рассветы поздние. Как бы ни сложилось, уходи из парка, когда станет совсем светло. Никого уже не защитишь, только сам сгинешь.

– Пойдете вы двое?

– Да. Сейчас мой человек принесет рабочий инструмент. И мы будем готовы.

– Я еще не впустил вас.

– Яр, этот человек – друг Юны. Его имя Яков, он спас меня весной. Он дружен с Норским и Куртом, подтверждаю, – выговорил звонкий голос.

Первый раз слышу Юлию со стороны. Когда сама говорила ее горлом, мне казалось, что звучание визгливое. Зря, у ее голоса глубокий, певучий тон… Я не завидую. Просто реагирую. Едва она заговорила, натянулась какая-то нить – и я узнала её. Если бы она хрипела и кашляла, я бы все равно узнала… Получается, Юлия снова прилепилась к Яркуту. Что ж, весна моей обиды отцвела, лето забвения выгорело, и теперь медленно вызревает осень безразличия. Рана моей души заросла, но рубец свежий, и я предпочла бы находиться подальше от Юлии. Опускаю голову, позволяю капюшону сделать тень на лице гуще. И понадеюсь на Якова.

– Опознаны, – с отчетливым облегчением выдохнул Яркут. – Вам откроют ближнюю калитку.

– Почти готовы. Сейчас выберу инструмент…

Яков пробормотал тихо, ни к кому не обращаясь. Я слышала, как он шуршит плащом и звякает чем-то металлическим. Перехватила косу удобнее. Странный инструмент для борьбы со сказочным шиповником. Интересно: у Якова тоже коса? Поднимаю голову, чтобы видеть не только траву, но и башмаки, ноги, тела, руки… Нет, у Якова сабля. Тяжелая, длинная. И мне хочется видеть выползка целиком. Наверняка сейчас он похож на Локки! Нет, не решусь сбросить капюшон, да и не успею. Яков рядом, обнял за плечи, вынудил горбиться и глядеть вниз. Потянул к ограде.