— Но я отпускаю тебя не только вождем уходящих войск, — сказал он, — ты доведешь их домой и возьмешь на себя управление Македонией…

— А Антипатр? — прервал Кратер в изумлении.

— Ты возьмешь на себя управление Македонией, — твердо продолжал Александр, — Фракией и Фессалией. Антипатру я уже послал приказ явиться ко мне и привести молодое войско. Но не раньше, чем ты придешь в Македонию и примешь правление из его рук.

Македоняне, молча вздыхая, провожали своих стариков. Их уходило почти десять тысяч. С ними уходил их любимый полководец Кратер…

Старики шли со своей македонской выправкой, стройно держа ряды, все дальше, все дальше уходили они по желтой равнине.

В обозе стоял плач их азиатских жен и крик их азиатских детей.

Вот и снова Экбатаны, прохлада гор и лесов, старый дворец мидийских царей с разноцветными зубчатыми стенами.

Царь принес жертвы — они были благоприятны. В угоду богам в городе прошумели эллинские игры и состязания.

И на вечернем пиру, в кругу близких друзей, Александр под тем же внезапным лучом озарения увидел своего любимого друга Гефестиона. Гефестион молча пил. Его похудевшее лицо было желтым, под глазами лежали коричневые тени.

— Все ли хорошо у тебя, Гефестион? — негромко, со страхом спросил Александр, заглядывая ему в глаза.

Гефестион ответил улыбкой:

— Ничего плохого не случилось.

— Что же томит тебя?

— Не знаю.

— Может быть, тебе неприятна твоя жена Дрипетида?

— Я не видел ее со дня свадьбы.

Александр нахмурился, закусив губу. Он приказал жениться Гефестиону на женщине, которая ему противна.

— Она мешает тебе?

— Я не знаю, где она.

Значит, дело не в Дрипетиде. Просто, как видно, он болен. Надо послать к нему врача.

А где его, Александрова, персидская жена Статира? Он тоже ее не видит. И она не является к нему. Это хорошо, что не является. Может быть, она поняла, что он женился на ней, лишь следуя своим замыслам смешать народы. А может, просто ненавидит его — за гибель своего отца, за гибель своего персидского царства…

После пира Александр велел врачу Главкию осмотреть Гефестиона — акарнанца Филиппа уже не было в живых.

Главкия вернулся к царю в полночь. Царь стоял на крепостной стене старого дворца. Он невидящими глазами смотрел на город, спящий внизу. Огромная медная луна висела в небе. Над ней остановилось длинное темное облако, зловеще подсвеченное оранжевым светом.

— Что?

— Он болен, царь. И ему не надо пить вина.

— Опасно?

— Нет. Если будет лечиться. Думаю, что это лихорадка.

— Это опасно?

— Врач должен находиться при нем. Но с ним трудно, царь. Он не хочет ничего слушать. Я сказал, чтобы он не пил так много вина. А он отвечает, что он пьет для бодрости, что иначе у него нет сил!

— Не оставляй его. Если отлучишься, вели другому врачу остаться при нем. Он лег?

— Да, царь. Он сказал, что очень хочет спать.

Александр спать не мог.

Что же с Гефестионом? Лихорадка. Но это не такая уж страшная болезнь. Он выздоровеет. Он должен выздороветь!

Александр повторил эти слова, стараясь поверить им. Но злые предчувствия томили его, и сердце его холодело от страха. На заре, так и не ложившись, он прошел в покои Гефестиона.

Гефестион сразу открыл глаза, и Александр с болью заметил, что глаза эти полны неестественного жаркого блеска и что тени на лице еще глубже.

Александр сел рядом. Они молча смотрели друг на друга. Александру показалось, что Гефестион прощается с ним.

— Ты что? — сказал он, бледнея. — Ты что?..

Гефестион как-то неловко, словно стесняясь, что болен, усмехнулся:

— Еще не умираю.

Александр встал, заглянул в кратер, стоявший на столе. Вино блестело на самом дне.

— Клянусь Зевсом, ты опять пил, Гефестион! Тебе нельзя пить вина, разве ты не знаешь?

— Меня мучит жажда. Как в Гедросии.

О, эта Гедросия! Она живет в них, в их крови, в их мозгу… Они прошли через ее губительное дыхание, они победили ее. Но так ли это? Не мстит ли им Гедросия за эту победу?

— Нам предстоит много дел, Гефестион. Мы с тобою построим новые корабли и обогнем Аравию. Мы возьмем аравийскую землю — там большие природные богатства, недаром ведь Аравию называют счастливой. Говорят, когда плывешь мимо ее берегов, то воздух полон ароматами… Мы и там построим новый город — Александрию Аравийскую. Ты сам — клянусь Зевсом! — ты сам будешь строить ее!

— Да, да, Александр…

Темные, пылающие глаза Гефестиона глядели куда-то в пространство. Александр, увлеченный своими замыслами, продолжал:

— Я думаю, надо будет заселить берега Персидского залива — там пустынно. И острова тоже. В Персидском заливе много жемчуга. Видишь, сколько нам дел предстоит с тобою? Выздоравливай скорей, Гефестион. Сбрось с себя эту проклятую немочь, Гефестион!

— Я ее скоро сброшу, Александр.

— Скоро?

Мгновение он смотрел на Гефестиона остановившимися глазами. Александр уловил тайный смысл этого короткого слова и поспешно вышел, стараясь сдержать рыдание. Нет, боги не допустят этого!

Это была осень 324 года. Над Экбатанами сияло ясное прохладное небо. В городе пышно справлялись праздники Дионисия.

Александр приносил щедрые жертвы богам — за его военное счастье, за его удачи, за его славу… И неслышимо для окружающих шептал тайную молитву — пусть боги не отнимают у него Гефестиона.

Боевые состязания и состязания музыкантов и певцов. Состязания гимнастические и веселые, нарядные процессии в честь бога Диониса. После зрелищ — пиры. После пиров — снова на стадий…[77] И люди, и боги были счастливы.

И только Александр не мог ни пить, ни веселиться, как прежде. Совершив необходимый обряд жертвоприношений, он ушел в покои Гефестиона. Вместе с врачом Главкием, который не отходил от больного, Александр варил напиток из целебных трав, делал припарки, самозабвенно стараясь удержать друга в мире живых.

Гефестион следил за ним благодарными глазами, но чувствовал, как, несмотря на все старания, жизнь уходит из его тела…

— Я не отпущу тебя, Гефестион. Нет, не отпущу. Этого не будет.

Так прошло шесть дней. Александр уже ни днем ни ночью не покидал Гефестиона. Ему казалось, что только его присутствие удерживает друга на земле.