— Дети сделали, а вы не можете, — сказал Яр.

— А мы не можем. Мы многого не можем из того. что могут ваши дети. В этом причина целого ряда наших несчастий. И ваших, к сожалению, тоже.

— Это верно, — глухо сказал Яр.

Магистр очень натурально по-стариковски вздохнул.

— Что за модель и зачем она вам? — спросил Яр.

— Ярослав Игоревич… Я могу быть уверен, что сведения, которые вам сообщу, не будут использованы против нас?

— Не знаю. Вам придётся рискнуть.

— Мы рискнём… Ради прекращения вражды и, может быть, ради будущего союза.

— Судя по всему, вам очень нужна модель, — заметил Яр.

— Очень… Дело в том, что это не просто модель. Это… я не могу подобрать нужного термина. У нас есть понятие, которое можно перевести приблизительно как "зеркальный фактор". Но "зеркальный" — это неточно… Вы не знакомы с теорией близнецов?

— Увы… — произнёс Яр.

— Тогда самый простой пример. Два близнеца всегда удивительно похожи. Не только внешне, но и мыслями и чувствами. Бывают случаи: один обожжёт палец, а у другого тоже вскакивает на пальце волдырь… Модель, о которой мы говорим, и настоящая наша Галактика — такие вот близнецы. Носители зеркального фактора… Я, кажется, крайне бестолково объясняю.

— Ничего, я улавливаю, — вежливо сказал Яр.

— Собственно, это даже не близнецы, а как бы одно целое, хотя галактика по нашим понятиям колоссальна, а модель — это просто искорка. Её в просторечии так и зовут — "искорка". Но дело не в линейных величинах, здесь вступают в силу иные понятия…

— И, воздействуя на "искорку", вы надеетесь изменить что-то в нашей грешной Галактике?

— Вы уловили суть…

— Уловил… Но не уловил, почему я должен становиться вашим сообщником? Помогать тем, кто принёс Планете столько горя! И уверен, что не только этой планете! Не так ли, Магистр?

Магистр опять побарабанил пальцами по шахматному столику.

— Я понимаю вас… Но никакое развитие, никакая история не обходится без жертв. Их нельзя было избежать. Люди часто гибнут во имя высшей цели…

— Во имя в а ш е й цели н а ш и люди… — Яр кивнул на Данку: — Объясните этой девочке, ради чего во время нашествия погибла её мать.

— Я приношу свои соболезнования, — тихо сказал Магистр.

Чита стукнул об пол мячиком и спросил:

— От имени всех семисот двадцати девяти единиц интеллекта?

— Да, мальчик, — сказал Магистр.

— Не думаю, что мы договоримся, — сумрачно произнёс Яр.

— Но почему? Ярослав Игоревич! Если у нас будет модель, мы как раз сможем избавить Планету от нашествий, эпидемий и других нежелательных явлений, которые вызывает эксперимент! Мы будем работать не с Галактикой, а только с её моделью!

— Да! И однажды воткнёте в искорку булавку. Ради эксперимента. И в центре Галактики к чёртовой бабушке разлетится ядро с тысячами обитаемых миров…

— Ярослав Игоревич… Извините, но нельзя же мыслить так примитивно.

Яр устало вздохнул:

— Что поделаешь. У меня всего одна единица интеллекта. Она не может понять, почему ради вашей бредовой цели…

— Цель не бредовая, — сухо перебил Магистр. — Вы просто не в состоянии осознать. Мыслящая галактика — это пик развития. Высшее достижение… Это даёт нам ощущение вечной жизни и полного удовлетворения. В этом мы видим смысл нашего существования.

— Вы — это вы! — бросил Яр. — А другие видят смысл по-своему.

— Вот именно! Каждый из вас по-своему, — с явной насмешкой отозвался Магистр. — Мы, по крайней мере, знаем, зачем живём. А вы, люди?

— Люди живут для счастья, — сказал Яр. — Вы, Магистр, этого не поймёте. Несмотря на семьсот двадцать девять…

— Действительно, не пойму. У вас у каждого своё счастье. Один счастлив, когда женится на любимой девушке, другой — когда на вдовушке с хорошим счётом в банке. Третьему достаточно купить мотоцикл, четвёртый счастлив благодаря солидной зарплате и красивой даче…

— Есть кое-что и помасштабнее…

— Не спорю. Один считает целью жизни выиграть как можно больше сражений, другой посвятил себя тому, чтобы сражений никогда не было. Третий мечтает открыть неизвестную планету…

"Не в планетах дело, — подумал Яр. — Когда-то мне казалось так же, а теперь знаю — не в них дело. Счастье — когда счастливы те, кого любишь. И когда они есть — те, кого ты любишь… Вот этого ты, глиняная дубина, не поймёшь никогда".

Но Магистр что-то понял. А может быть, просто уловил мысли Яра.

— Ну, что же, — примирительно сказал он, — каждому своё. Смысл человеческих привязанностей для нас действительно неясен… Но раз они так сильны, может быть, именно это заставит вас согласиться?

— То есть? — жёстко сказал Яр и взглянул на Читу. Чита оттолкнулся лопатками от стены и стоял к Яру вполоборота, руку с мячиком держал, слегка отведя от бедра.

Магистр сказал негромко и раздельно:

— Ярослав Игоревич, давайте так: вы достанете нам искорку, а мы возвратим вам мальчика.

Стало опять очень тихо. Сверху снова сорвался шарик, но никто не обратил на это внимания.

Яр встал и медленно спросил:

— Какого мальчика?

— Ну, того… Вашего приёмного сына. Которого звали Игнатик Яр.

Яр молчал.

— Я понимаю, — осторожно сказал Магистр. — Вы видели его могилу. Но он… он не мёртв. По крайней мере, в наших силах вернуть его вам целым и невредимым.

Яр молчал.

— Так что же? — тихо, но нетерпеливо спросил Магистр.

Тогда Яр громко сказал:

— Тик!

Дверца у сцены открылась. Игнатик шагнул через порог, на шее у него висели провода с цветными фонариками.

— Яр! Я всё перепаял, только надо сменить лампочку…

— Тик, — сказал Яр, — посиди с нами, мы тут беседуем… Итак, я вас слушаю дальше, Магистр…

3

С утра была оттепель, но сейчас холод покрыл подтаявшую дорогу крепкой ледяной коркой. Эту корку заметала сухая мелкая метель. Слой снега был ещё тонким и непрочным, он срывался под колёсами, и стёртые шины скользили на ледяных буграх. А во вмятинах, где намело уже порядочно, колёса увязали, и мотор тогда выл с отчаянием угодившего в яму волка.

Старый школьный "козлик" с фанерными дверцами двигался по окраинной дороге к посёлку Холмы. Яр вертел баранку, стараясь удержать машину в колеях. Её кидало. Горела только одна фара, и жёлтый конус луча потерянно метался над заледенелыми рытвинами. В луче летела справа налево колючая вьюга.

На заднем сиденье мотались, подпрыгивали и валились друг на друга Игнатик и Алька.