Бедствия продолжали преследовать Есенина. В очередном письме к Бениславской он сообщает, что простудился, искупавшись при сильном ветре в море, «получил катар правого легкого» и попал в Бакинскую больницу Но, по свидетельству его знакомого литератора Непряхина Федора Семеновича, Есенин «во время посещения нефтяных промыслов неожиданно подбежал к открытому резервуару, наполненному нефтью, и бросился вниз». Говорили, что он кого-то испугался в стоявшей у резервуара толпе. Его быстро извлекли и обмыли в море, после чего он «получил сильную простуду». Лежал в Бакинской больнице больше месяца. Выписавшись в мае, вернулся в Москву, а через несколько дней уехал в Константиново на свадьбу двоюродного брата.

Галина Бениславская

После обильного свадебного застолья, по воспоминаниям Василия Наседкина, Есенин «стал совершенно невменяемым. Его причуды принимали тяжелые и явно нездоровые формы». Присутствовавший на свадьбе журналист и близкий друг Есенина Иван Иванович Старцев писал: «Есенин был невменяем. Пил без просвета, ругался, лез в драку, безобразничал. Было невероятно тяжело на него смотреть. Я не вытерпел и на следующий день уехал в Москву. В памяти остались: крестьянская изба. Есенин без пиджака, в растерзанной шелковой рубахе, вдребезги пьяный, сидит на полу и поет хриплым голосом заунывные деревенские песни». Так пагубно действовал на него алкоголь, даже в малых дозах.

По возвращении в Москву Есенин запой прекратил. Снова стал часто гулять с Толстой. «По-прежнему был красив и изящен» (Евдокимов). 16 июня он пишет сестре Кате: «Случилось многое, что переменило мою жизнь. Я женюсь на Толстой и уезжаю с нею в Крым. Сейчас с Соней не то, что было раньше, когда я повесничал и хулиганил». Вскоре он поселяется в квартире Толстой в Померанцевом переулке. Есенин считал, что она его судьба, так как цыганка по его просьбе «вынула обручальное кольцо у попугая» и передала ему. Об этом он вскоре написал в одном стихотворении:

Но долго вместе гореть не пришлось. Вскоре он уехал с невестой на юг отдыхать. Жили то в Баку, то на даче Чагина в Мардаканах. Там Есенин, по воспоминаниям его знакомой Москаленко Н. И., «много чудил». «Ждали гостей, неожиданно в дверях появился "некто с темным лицом" шатаясь, подошел к столу и сдернул скатерть с накрытого стола». «На следующий день Есенин пришел с извинениями и подарками». Другой неприятный эпизод случился на даче в Мардаканах. «Пьяный Есенин стоял у окна в такой позе, как будто собирается прыгнуть вниз. Я ухватила его, удерживая за рубашку, — рассказывает та же Москаленко, — рубашка трещала по швам, рвалась, но я его удержала…»

Неприятности на этом не закончились. На обратном пути в поезде, будучи в нетрезвом состоянии, поэт стал придираться к пассажирам, скандалить, в связи с чем на него было заведено судебное дело. По возвращении в Москву, по воспоминаниям его младшей сестры Шуры, «был взвинченным, крайне раздражительным». При встрече с писателем Юрием Николаевичем Либединским Есенин сказал, что «из женитьбы ничего не получится», т. к. невеста его — «убогая женщина».

— Ну так и не женись, еще не поздно отказаться, — посоветовал Либединский.

— И отказаться не могу, ведь она внучка самого Толстого. Очевидно, это так и должно быть, что Есенин женится на внучке Льва Толстого.

Он ушел в другую комнату, заплакал, а потом взял гитару и запел:

Есенин решил попытаться еще раз устроить семейную жизнь, но не по зову сердца и не по душевному расположению, а по зову болезненного тщеславия. 18 сентября 1925 года был зарегистрирован его брак с Толстой. Обе его сестры, Катя и Шура, перешли жить к Толстой, которая занимала две комнаты в 4-комнатной квартире. В двух других жили ее близкие родственники. Друзьям Есенин говорил, что его раздражает в квартире громоздкая мебель и что его «одолела борода», т. е. портреты Толстого на стенах, на столах, в ящиках, и он старался, как вспоминала А. Миклашевская, «бросить в них что-нибудь тяжелое». Он стал приглашать к себе друзей, устраивал попойки или уходил сам к ним, возвращался, со слов младшей сестры, «поздно, в состоянии опьянения». Неожиданно сбросил с балкона свой бюст работы Конёнкова, заявив, что «Сереже жарко и душно». Бюст рассыпался на мелкие куски. Мать Толстой Ольга Константиновна позже рассказывала своей приятельнице: «У нас жили какие-то типы, хулиганили и пьянствовали, спали на наших кроватях. Ели и пили на деньги Есенина, а у Сони не было башмаков. Он получал одну тысячу в месяц, все тратил на гульбу и остался должен. Но его винить нельзя. Он больной человек. Соню жалко».

В квартире у Толстой его навестил поэт Виктор Андроникович Мануйлов. Дверь ему открыла мать Сони и пожаловалась:

— А у нас дым коромыслом. Такая беда.

Вскоре Есенин снова прекратил запой и начал с помощью жены готовить к изданию сборники своих стихов. Собрав материал, вместе с женой отвез в издательство. Но бумаги были в беспорядке, их пришлось долго разбирать. Намечено было издавать по одному тому в месяц.

В ноябре Есенин поехал в Ленинград навестить друзей. Остановился у издателя Сахарова Александра Михайловича. Из воспоминаний Сахарова: он ночью почувствовал, что кто-то его душит. Включил свет и увидел Есенина. Вид у него был испуганный. У Сахарова спросил:

— Ты кто?

Сахарову удалось успокоить его и уложить в постель. Но под утро раздался звон разбитого стекла. Сахаров увидел, что Есенин стоит посреди комнаты в слезах, осыпанный осколками стекла. Сахаров понял, что у Есенина очередной приступ болезни, он отправил его в Москву и посоветовал родным показать его врачам. Родные уговорили его лечь на лечение в психиатрическую клинику. Получив от него согласие, жена его Соня тут же поздно вечером позвонила профессору Петру Михайловичу Зиновьеву, и 26 ноября 1925 года Есенин был госпитализирован в Психиатрическую клинику Московского университета, которой заведовал известный в медицинском мире России и Европы профессор Ганнушкин Петр Борисович.

В жизни человека, как и во вселенной, нет постоянства. Горькие минуты посещают многих людей, живущих на земле. Но у одних они кратковременны и не оставляют после себя заметного следа. У других они часты и наносят ущерб душевному здоровью. 1925 год был для Есенина особенно трудным, участились его нервные срывы и метания по стране. Казалось, поэт не наслаждался жизнью, а как будто сознательно губил ее и не боролся за удержание своего места в ней. Свою женитьбу на Софье Андреевне Толстой считал неудачной. Своему другу, журналисту Николаю Константиновичу Вержбицкому он писал вскоре после женитьбы: «Милый друг мой, Коля. Все, на что я надеялся, о чем мечтал, идет прахом. Семейная жизнь не клеится. Хочу бежать. До реву хочется к тебе. С новой семьей вряд ли что получится. Слишком все здесь заполнено великим старцем. Его так много везде и на стенах, и в столах, кажется даже на потолке, что для живых людей места не остается. Это душит меня».