Впрочем, действия Маршалла были лишь началом нападок американского правительства на художников, а критика Трумэна казалась детским лепетом по сравнению с тем, что говорили некоторые представители республиканских сил в конгрессе. Впервые за 18 лет республиканцы получили большинство на выборах 1946 г., в основном за счет образа непримиримых борцов с «красной угрозой» (одним из победителей в той кампании был Джо Маккарти)[1097]. Выставка «Прогресс американского искусства» стала для них на редкость своевременным подарком, который они тут же использовали в пропагандистских целях. Возглавил атаку представитель Иллинойса в конгрессе Фред Басби. Он заявлял: «Развитие современного искусства — это революция, направленная против всего традиционного и естественного в нашей жизни, как оно изображалось в живописи и скульптуре. Художники радикальной школы высмеивают все, что мы всегда так высоко ценили в искусстве. Они изображают в своих работах то, что хотели бы видеть коммунисты и прочие экстремисты»[1098].

Политику трудно найти более легкую цель для нападок, нежели искусство. Страстно выступить в его защиту могут только сами художники, музейные работники, коллекционеры и немногочисленные группки ценителей подобного творчества. Даже если объединить все их голоса, они вряд ли перевесят праведное негодование правительственного функционера, который делает все возможное, дабы защитить бедных американцев от «морально вырожденческих» произведений. Кроме того, многие художники в 1930-х гг. были членами коммунистической партии, и это тоже использовали, чтобы их опорочить. Как ни странно, правительству разрешалось вступать в союз со странами то из одного, то из другого идеологического лагеря, но человек, однажды замеченный в верности коммунистическим идеалам, считался коммунистом всю жизнь. Это необъяснимое противоречие лишь усугубляло разочарование и путаницу, характерные для того времени. В статье, опубликованной в 1948 г. в журнале Atlantic Monthly, директор Чикагского института искусств Дэниел Кэттон Рич так описал ситуацию, в которой оказались художники:

В сущности, так и оно было, однако фанатики от власти этих неявных изменений не замечали. В годы сразу после Второй мировой войны начался период в жизни страны, печально известный как «американская инквизиция». Шпионские агентства и устройства слежения распространялись в США с бешеной скоростью[1100]. ФБР под руководством Эдгара Гувера договорилось со спецслужбами некоторых других стран, дабы искоренять «коммуняк» повсюду, где бы они ни скрывались. А в конгрессе возобновила свою работу и начала бойко наверстывать упущенное комиссия по расследованию антиамериканской деятельности. Она была создана в 1938 г., но во время войны бездействовала, ибо в этот период коммунистов считали союзниками. Ее первой целью уже весной 1947 г. стали представители киноиндустрии, симпатизировавшие коммунистам[1101]. Кроме того, расширился список федеральных служащих, от которых требовали приносить клятву верности. А правительство США подготовило свой первый список организаций, ведущих подрывную деятельность. По словам одного историка, администрация Трумэна «узаконила приравнивание несогласия к нелояльности и виновность по ассоциации»[1102].

Американские власти затеяли самую настоящую пропагандистскую войну против современного искусства. Тем не менее самые авангардные художники страны находились в таком глубоком подполье, что в основном не попали в поле зрения правительства. Впрочем, они в любом случае не были ни несогласными, ни нелояльными. И их нельзя было обвинить в принадлежности к какой-либо ассоциации, кроме их собственного узкого сообщества. У каждого из них имелись свои четкие убеждения и определенное отношение к происходившему в мире, но большинство художников отказалось от какого-либо участия в политике еще в начале войны, и никакие события после нее не подтолкнули их изменить это решение.

Тем временем стали предавать гласности сведения о миллионах смертях в СССР. Эти люди умерли от голода или были убиты при режиме Сталина. Так что любой, кто был готов признать советский коммунизм, автоматически соглашался бы с массовыми убийствами как со средством достижения политических целей. Да и на родине особых поводов для оптимизма не находилось. На международной арене под знаменем «Доктрины Трумэна» Вашингтон наделил себя правом — а на самом деле обязанностью — вмешиваться в дела других государств в любой точке мира и вводить туда войска ради защиты «свободы и демократии» от коммунистов. Причем к последним зачастую относили просто правительства левого толка. В самих США тоже наступили смутные времена. Безудержная инфляция и безработица в сочетании с широкомасштабными забастовками порождали серьезные опасения в том, что нацию в скором времени ждет очередной финансовый кризис. Наивысшей точки кипения достигла и расовая напряженность. Ведь темнокожие мужчины, которые возвращались домой с войны, где они отдавали свои жизни ради свободы, на родине снова попадали в подчиненное положение. И над всем этим хаосом нависала вполне реальная угроза нового военного конфликта[1103].