Говоря это, Шеф поглаживал резные лики на своем скипетре.

Бранд же замечал и раньше: Шеф всегда делает так, как только начинает лгать. Может быть, сказать об этом Торвину? Или лучше уж самому Шефу: если собрался лгать, надо делать это умеючи.

Торвин же тем временем вскочил со своей лавки.

— Есть такая священная песнь — христианский гимн. Называется он Nunc dimitis. Там есть такие слова: «Господи, забери душу раба своего, ибо Ты дал ему насладиться концом пути его». Кажется, я сейчас готов пропеть ее сам себе! Ведь сотни и сотни лет, больше, чем я могу сосчитать, Церковь расползалась по миру — сначала по южным странам, потом по северным… Они надеялись, что она поглотит всех нас! И никогда не было, чтобы Церковь упускала то, что раз было ею завоевано.

— Но она еще ничего не упустила, — возразил Шеф. — Король просит прислать миссионеров. Не посулив вам даже того, что кто-то захочет их слушать. Не говоря уж об обращении.

— У них есть их Книга, у нас — наши видения! — вскричал Торвин. — Теперь посмотрим, чья возьмет!

Из кресла донеслось глухое рокотание Бранда:

— Наш ярл прав, Торвин! Отправь-ка лучше освобожденных рабов.

— Но ведь они не знают предания! — кричал Торвин. — Они даже не знают, кто такие Тор и Ньёрд, не знают, кто такие Фрейр и Локи! Они понятия не имеют о священных для нас сказаниях, о скрытом их смысле…

— От них этого и не требуется, — отвечал Бранд. — Толковать они будут главным образом о деньгах.

Погожим воскресным утром — каким и положено быть всякому воскресному утру — обитатели деревушки Саттон, что в Беркшире, где испокон веку жили западные саксы, выполняя волю своего господина, подтягивались к его усадьбе.

Господина звали Херезвит, и еще недавно служил он таном королю Этельреду. Теперь, стало быть, был он таном при короле Альфреде. Или его по-прежнему величать надо этелингом? Это им вскорости растолкуют. Вороватые взгляды подсчитывали присутствующих, подмечали недостающих. Всегда любопытно, найдется ли смельчак, который решит испытать на себе волю грозного тана? Ведь он наказал им каждое воскресенье по утрам посещать церковь, слушать проповеди и учить слово Божие, перед которым ничтожны все людские законы.

Мало-помалу взгляды их, однако, устремились в одном и том же направлении. На незанятом толпой участке луга возле крыльца тановой усадьбы расположилась небольшая группа иноземцев. Чужой человек в нехоженых этих местах — явление почти необыкновенное. Хотя, если приглядеться, не такие уж они иноземцы, не так уж мозолят своим видом глаза… И одеты кое-как: в поношенные шерстяные рубахи. Пока они не сказали ни слова. Стоят себе вшестером и молчат. А все-таки никого из них ни в Саттоне, ни в полях керлы не встречали. И опираются они на чудные посохи, обитые какими-то железными скрепами, похожие на боевые топоры, но только вдвое длиннее.

И, едва заметно для глаза, керлы стали потихоньку пятиться назад. Откуда им знать, чего ради явились сюда эти люди. Зато опыт приучил их, что все новое следует встречать с опаской, по крайней мере до тех самых пор, пока его не одобрит — или не отвергнет — их господин.

Дверь деревянной усадьбы распахнулась настежь. В окружении жены и многочисленного потомства на крыльцо выступил Херезвит. Увидев перед собой опущенные лица и пустующее пространство вблизи крыльца, он перевел взгляд на чужестранцев. Рука его непроизвольно опустилась на рукоять меча.

— Ответьте: зачем вы ходите в церковь? — вдруг звонким голосом прокричал один из чужаков. Расхаживающие по грязной луже голуби переполошились и захлопали крыльями. — Смотрите, какая погодка! Разве не охота поваляться на солнышке? Или пойти поработать в поле, коли есть такая нужда? Зачем тащиться за три мили в Драйтон, а потом еще столько же топать обратно? Все ради того, чтобы услышать, что вам следует вовремя уплатить вашу десятину?

— Кто вы такие, негодяи? — взревел Херезвит, делая шаг вперед.

Незнакомец не тронулся с места и крикнул так, чтобы его услыхали все собравшиеся. Выговор у него тоже чудной, решили селяне. Англичанин, дело ясное. Но не из здешних мест. И не из Беркшира. Может быть, он вообще не из Уэссекса?

— Мы стоим за короля Альфреда! — крикнул человек. — Находимся мы здесь по велению короля. Он разрешил нам говорить с вами. Ответьте: за кого стоите вы? За епископа?

— Не поминай короля Альфреда, проходимец! — прохрипел Херезвит, обнажая меч. — Вы — чужеземцы. Мой слух не обманешь.

Незнакомцы предпочли не шевелиться, словно приклеившись к своим посохам.

— Это правда. Мы — чужеземцы. Но мы здесь по королевскому повелению. И явились мы к вам с даром. Ибо дарим мы вам вольную — от Церкви и от рабства.

— Мои рабы вольную получат только по моему велению! — крикнул Херезвит, потеряв остатки терпения. Размахнувшись мечом, он попытался одним ударом слева снести голову с плеч самозваному посланнику.

Тот, в мгновение ока спружинив на ногах, выставил вперед свой диковинный железный посох. Металл заскрежетал по металлу. Меч выскочил из не привыкших к оружию ладоней тана. Херезвит наклонился, шаря руками по земле и поедая глазами чужаков.

— Ну-ну, полегче, господин хороший, — произнес главный из них. — Мы люди мирные. И тебе тоже зла не желаем. А если ты нас выслушаешь, то поймешь, почему король просил нас прийти к вам и почему мы считаем его нашим повелителем, хотя мы и вправду люди не здешние…

Однако все в Херезвите восставало против такого положения дел. Ни слушать, ни даже прислушаться он не имел ни малейшего намерения. Подобрав меч, он выпрямился, сделал замах и попытался подсечь колени противника. Тот вновь сделал быстрое движение, и лезвие уперлось в посох. Когда тан начал в очередной раз отводить руку, чужеземец шагнул вперед, перехватил посох обеими руками и ударил им тана поперек груди.

— Эй, люди, на помощь! — завопил Херезвит. Крестьяне понурили головы. Тан не унимался. Он ринулся вперед, пригнув голову, уверенный, что этим-то ударом выпустит врагу внутренности.

— Ну, хватит, — проговорил другой чужеземец и пихнул свой посох нападавшему под ноги. Тан растянулся на земле, но тут же поднялся на колени. Однако встать ему не дали: из рукава первого чужеземца выскочил зашитый в полотно короткий гибкий предмет — то была дубинка работорговца. Один замах — и дубинка звучно хлопает по виску Херезвита. Чужак присел на корточки, желая знать, насколько исправным вышел удар. Убедившись, что упавший ничком Херезвит не скоро сможет кому-либо помешать, он кивнул, выпрямился, упрятал дубинку и знаком предложил жене тана оказать пострадавшему помощь.

— А теперь слушайте меня! — обратился он к ошеломленной, но по-прежнему неподвижной толпе. — Я скажу вам, кто мы такие и зачем мы здесь… Мы люди Пути! Мы пришли к вам из Норфолка. Точно в это же время, но год назад мы еще были рабами Церкви. С нас драли по семь шкур наши хозяева из Эли. Мы хотим рассказать вам, как нашему брату добиться свободы.