«Я напишу ему письмо». Оказывается, он, упражняясь с палочками и дощечками, все-таки научился писать. Он действительно послал письмо священнику, тот приехал — и обряд над покойной был совершен.

Через год отец женился во второй раз. Но в данном случае все повернулось совсем не так, как в сказке о Золушке. Мачехой Эба и его сестры стала вдова Салли Джонстон. У нее было трое собственных детей — и она оказалась добрейшей женщиной. До конца своей жизни Авраам Линкольн любил ее, говорил о великой благодарности к ней и всячески ей помогал.

В 12 лет его снова отдали в школу. Но она через несколько месяцев закрылась. Последняя попытка в 16 лет — и наконец-то учитель заметил выдающиеся способности мальчика. Только в этом возрасте ему удалось более или менее последовательно поучиться.

При этом он, конечно, постоянно занимался сельским трудом, с детства выполнял самую тяжелую физическую работу. Забавно: в некоторых американских биографиях Линкольна отмечается, что основанием его политической карьеры стала выдающаяся физическая сила.

Ростом около двух метров, худой и крепкий, он очень ловко орудовал топором. Одно из его коронных занятий — рубка жердей для изгороди. Дело было очень трудное — твердые породы дерева плохо поддаются обработке.

Кстати, через много лет, во время избирательной кампании Линкольна, его сторонники, проводя собрания, расставляли вокруг такие жерди. Это было символом того, что их кандидат представляет тружеников, простой народ. А на одном из собраний Линкольна спросили, правда ли он способен выполнять физическую работу. И он сразу же продемонстрировал свое умение, виртуозно орудуя тяжелым топором

Авраам взрослел, продолжая непрерывно самостоятельно учиться, читать все книги, которые удавалось заполучить. Он нанимался на любую работу — и был нарасхват, за гроши, конечно, — всем платили гроши. Он умел пахать, растить кукурузу, ухаживать за лошадьми, был паромщиком, даже стряпухой. Со временем — большое продвижение в карьере — стал приказчиком.

В 1837 году, в возрасте 28 лет, Линкольн получил статус адвоката, исключительно путем самообразования. Чтение было его любимым занятием, причем не только в целях обретения профессии.

Когда его впервые решили выдвинуть кандидатом в депутаты Законодательного собрания, он думал, что его разыгрывают, и вполне благодушно отнесся к этой «шутке». Ему вообще было свойственно благодушие, характерное для многих очень сильных физически людей. Например, если над ним пытались посмеяться из-за его огромного роста, длинных рук, неэффектной внешности, вызывали его на поединок, — он просто хватал соперника, поднимал высоко в воздух (причем иногда одной рукой) и отбрасывал в сторону. После этого желание состязаться с ним у всех почему-то пропадало.

Еще одна грань его натуры, неотделимая от врожденного благодушия и доброты, — его отношение к животным. В детстве его даже пытались наказывать за то, что он освобождал зверей и птиц из ловушек и силков — понятно, что охотники были этим недовольны. Но он не мог видеть страданий животных. В свои недолгие школьные годы писал сочинения о сострадании к животным.

И когда он уже стал молодым адвокатом, абсолютно нищим, произошел поразительный случай. Он ехал на какой-то простенькой повозке к своему клиенту вместе с партнером. Была ужасная погода — дождь, слякоть. И они увидели тонущую в огромной грязевой луже свинью. Проехали несколько метров, и Линкольн сказал: «Подождите, остановитесь, все-таки я должен вернуться и освободить эту свинью». Все рассмеялись, считая, что это шутка. Но он действительно вышел и, страшно измазавшись, свинью вытащил. Поставил ее на сухое место и поехал дальше. Эта сострадательность, заложенная не кем иным, как Богом, в душу Честного Эба, сказалась в дальнейшем на его политической карьере. Таков был первотолчок к его выдвижению из общей среды.

В политику Линкольн попал случайно. Такое было возможно только в ранние, относительно патриархальные времена существования Соединенных Штатов. Страна была очень молода, нация еще только формировалась, и люди труда осваивали территорию — а освоение предполагало борьбу с аборигенами, индейцами, — и Линкольн воспринимал это как должное.

В юности, когда его семья уже перебралась в штат Иллинойс, там набирали добровольцев для борьбы с индейским племенем, которое вождь Черный Сокол повел против белых. И Честный Эб по своей воле пошел сражаться с индейцами. Это не такой уж парадокс, как кажется на первый взгляд. Во-первых, американская нация формировалась в процессе освобождения континента от местного населения. Во-вторых, индейцы — это люди с оружием. С точки зрения Линкольна, с ними можно воевать. А чернокожие рабы, которых он впервые увидел в Новом Орлеане на невольничьем рынке, вызвали у него жалость. Он запомнил их в цепях, он понял, как с ними жестоко обращаются — чуть что, в ход шла плеть, — и это задело его сердце.

О походе против индейцев Линкольн рассказал в дневниках и письмах. Подчеркнул, что до прямого военного столкновения дело не дошло. И между строк читается — он этому рад. Он пишет: «Я сражался только с полчищами москитов и ужасным количеством лесных ягод черники — вот были мои противники». Конечно, потом, во время предвыборных кампаний, он обязательно упоминал о том, что участвовал в походах против индейцев. В походах — но не в боях.

И особенно поразительно, что такой не склонный к военным предприятиям человек волею судьбы возглавил одну из сторон в Гражданской войне, самой кровавой в истории Америки и одной из самых кровавых во всей мировой истории.

Соединенные Штаты 60-х годов XIX века — это недавно освободившееся и недавно объединившееся государство, которое начало стремительно превращаться в национальное. Из Войны за независимость от монархической, частично феодальной Англии молодая страна вышла с грузом сложных проблем. В частности, южные штаты были устроены совсем иначе, чем северные. На Юге со времен освоения континента обосновались выходцы из феодальной Европы. И многие южноамериканские плантаторы были потомками былых эмигрантов, бежавших от европейских революций и попытавшихся на новом месте создать некую вариацию утраченного старого мира. В самой Европе феодальная эпоха окончательно ушла в прошлое, а здесь ее культура воспроизводилась в громадных поместьях, где вместо былых тысяч крепостных были вывезенные из Африки черные невольники. Один из современников, северянин, писал: «Труд у южноамериканцев не в почете. Они своим сыновьям не прививают трудолюбия, деловитости. Они получают поместья и доходы с этих поместий».

Этот обломок аристократической, монархической Европы создал и соответствующую экономическую инфраструктуру. В производстве хлопка, который был золотом Юга, источником огромных доходов, огромную роль играл именно рабский труд. Всего 7 % населения там составляли богатые плантаторы. Но у них было три миллиона рабов! Такая система не бывает устойчивой. Вопрос