Наверное, поэтому люди со сверкающими глазами лишь парализовали ее; они могли ослепить и оглушить жену Мартина, но возня с этими нервами заняла бы пятнадцать минут вместо пяти. Возможно, у них не было столько времени; возможно, диверсантов стало так много, что системе приходилось спешить, и она лишь перебивала им ноги.

К тому же Су-Хон больше не влияет на события в реальном мире. Какой вред можно принести наблюдая?

Теперь она даже этого не делала. Свернулась калачиком на полу, издавая тихие мяукающие звуки. Слетевший с головы шлемофон лежит посреди комнаты. Кажется, она не понимает, что потеряла его. Кажется, не осознает присутствие Мартина.

Он гладит ее по лицу, бормочет ее имя, вздрагивает, ожидая приступа ярости или презрения. Ничего не происходит. Она вообще не реагирует. Он встает на колени, берет ее под ноги и за плечи: Су-Хон практически ничего не весит. Когда он поднимает свою жену, та слегка поворачивается и утыкается лицом ему в грудь. Но не произносит ни слова.

Мартин кладет Су-Хон на кровать и возвращается в кабинет. От упавшего шлемофона на ковре играет размытая цветная паутина. Мартин натягивает «железо» на свой собственный череп и оказывается лицом к лицу со спутниковым видом западной части Северной Америки. Тот кажется странно мутным; полушарие во тьме, обычные фильтры-усилители не делают картинку ярче. Городские скопления искрами мерцают в Южной Калифорнии и на островах Королевы Шарлотгы, словно ядра галактик; Средний Запад — расплывчатое марево подсвеченных облаков. С востока вклинивается Пыльный Пояс, похожий на опухоль. Все очертания грубые и неотшлифованные, вид невооруженным глазом, никаких показаний радаров и инфракрасных фильтров; так сильно ограничить свое сенсорное восприятие — это совсем не похоже на Су-Хон. Присутствуют только два тактических показателя: какой-то таймер, бегущий сбоку, и яркая полоса в нескольких сотнях километров к востоку от Тихого океана, сверкающая оранжевая линия, идущая параллельно побережью от Южной Калифорнии до Британской Колумбии. Она лишена четких контуров, свойственных компьютерной графике, — линии кажутся размытыми, даже разорванными в нескольких местах. Мартин увеличивает изображение, потом еще. Разрешение и яркость возрастают: оранжевая полоса разбухает, искрит и корчится...

Это не тактический показатель.

«+ 56 ч. 14 м. 23 с.», — сообщает таймер, на глазах у Мартина продолжая расти.

Это какая-то бессмыслица: как может пожар гореть с такой яркостью и так долго? Несомненно, пламя уже поглотило все, обратив горючие материалы в пепел, а все остальное — в шлак. Но оно не затухает, словно отрицая законы самой физики.

Вот: вдоль восточной границы пятно относительного мрака, где пламя, кажется, выгорает. Мартин с каким-то тупым облегчением наблюдает, как пятно расползается, пока вдруг между небом и землей не проходит раздувшийся черный «бублик» тяжелого подъемника. Для спутника это выглядит как будто Солнце пересекла тень Меркурия, но даже на таком расстоянии видно, как за аппаратом тянется яркий след. Умирающее пламя вновь вздымается в вышину, искусственно возрожденное к жизни.

Они не дают ему угаснуть, понимает Мартин. Пожар пылает на постоянном жизнеобеспечении от Окленда до Китимата, и с внезапной глухой уверенностью Мартин осознает, что пламени уже установлен курс.

На восток.

Он выходит из кабинета на несколько секунд, возвращается с набором инструментов из мастерской. Откручивает все съемные панели, какие может, остальные разносит вдребезги. Спокойно расчленяет каждый прибор, оставшийся в комнате, перерезает оптоволокно, выливает кислоту на вычислительную органику, разбивает пневматическим молотком кристаллы. Потом идет по коридору в спальню. Су-Хон дремлет, свернувшись в позе эмбриона. Он прижимается к ней сзади, обволакивает ее и пустым взглядом смотрит в темноту, пока реальность вокруг отходит ко сну.

Благодарности

Первая благодарность — за снисходительность: Майку Брандеру, одному из самых приятных людей в этом мире, за то, что не вчинил мне иск, после того как я непред­намеренно назвал его именем одного из психопатов в своей прошлой книге.

Следующие благодарности за помощь: Лори Чэннер, Нало Хопкинсон, Брент Хейуорд и Боб Бойчук зондировали и проверяли на прочность первые главы, пока те пребывали еще в эмбриональной стадии. Лори также безропотно выносила мой бесконечный поток сознания, пока я пытался соединить все куски воедино; надеюсь, ее жертва избавила остальных из вас от подобной судьбы. Мой агент, Дон Маасе, сделал несколько критических замечаний по первым главам, в результате чего появилась новая сюжетная линия (надеюсь, менее «бьющая на эффект»). Текст со своей знаменитой проницательностью редактировал Дэвид Хартуэлл, пусть он и заставил меня вырезать крышесносящую сцену с папочкой. (По прошествии времени я полагаю, что это было мудрое решение.)

Я получал различные технические консультации от людей с такими же докторскими степенями, как и у меня; с той разницей, правда, что их темы в итоге хоть на что-то сгодились с финансовой точки зрения. Профессор Денис Линн из университета Гвельфа, вместо того чтобы ответить на мои просьбы, задал парочку вопросов, а потом указал, где навести справки. (Я двадцать лет назад слушал курс лекций этого человека, а он по-прежнему заставляет меня думать своей головой.) Он также предо­ставил мне «Молекулярную цитологию» Лодиша и соавторов — книгу, которая по объему с легкостью перевесит «Желтые страницы» Торонто. Исаак «Ковбой Банзай» Шпиндель — доктор медицины, невролог, писатель-фантаст, сценарист и инженер-электрик (я не шучу) — помог мне разобраться с химией совести и предположил, какой уровень напряженности ЭМ-поля у имплантатов рифтеров будет наиболее правдоподобен. Он также спас меня от стероидного психоза, когда я отравился ядовитым плющом в разгаре работы над книгой. Доктор Элисон Синклер и доктор Френ Терри снабдили меня интересными идеями, советами и информацией в том, что касалось микробов. Иногда информации было даже слишком много. Колин Бэмси рассказал, какие породы высокогорных деревьев с наибольшей вероятностью переживут глобальное потепление.

Описывая мир, в котором Квебек стал господствующей экономической силой, я украсил текст «квебекизмами», которые вошли бы в повседневный язык Северной Америки, — отсюда все эти странные французские слова и бранные выражения, от которых большинство из вас осталось в недоумении. Я благодарю Джоэла Шампетье, Гленна Гранта, Дэниэла Сернина и Жана-Луи Трюделя за экспресс-курс сквернословия на втором официальном языке Канады, пусть они так и не придумали альтернативный перевод для «кровью блюющего, серповидноклеточного урода». (Они, однако, отговорили меня превратить имя «Селин Дион» в ругательство. Едва отговорили.)

Я снова приношу благодарность Йену Андерсону и великолепным «Джетро Талл», чья музыка составляла мне компанию долгими ночами, пока я не отправил это­го щеночка на покой. А также «R. Е. М.», у которых я украл пару названий для глав.

Я благодарю каждого за их усилия и/или вдохновение и приношу извинения за все места, где все равно с чем-то напутал.