Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Получается, что человек – в некотором роде просто биологический компьютер, транзистор различной интеллектуальной мощности. И, если рассматривать со стороны роль каждого человека в процессе социально-технологической эволюции, очень похоже на то, что так и есть – вспомним принцип концентрации интеллекта, являющийся краеугольным камнем социально-технологического эволюционизма.
Человек обрабатывает информацию лучше, чем любое животное. Населенный пункт с несколькими тысячами жителей – лучше, чем один человек, можно назвать его аналогом многопроцессорного компьютера. Город с миллионным населением – это уже огромный многофункциональный вычислительный центр. Мегаполис или агломерация с десятками миллионов «жителей-транзисторов» – глобальный суперкомпьютер небывалой мощности. Теперь же глобальная общемировая система обработки данных, во многом объединив локальные государственные системы, достигла невиданной ранее концентрации интеллекта. Благодаря интернету и соцсетям теперь все могут общаться со всеми, количество коммуникативных человеческих контактов на всех уровнях возросло как никогда ранее.
Кстати, в этих условиях рыночная или капиталистическая децентрализованная система, которая эффективно функционировала раньше, больше не дает тех преимуществ при обработке данных, что давала на предыдущих этапах человеческой истории. Если 50–100 лет назад в локальных системах (государствах) взаимодействовали миллионы, самое большое – десятки миллионов человек активного городского населения развитых стран, а локальные системы функционировали во многом изолированно друг от друга, то теперь речь идет о том, что надо поддерживать коммуникации и контроль уже миллиардов участников единой планетарной системы. А этой вычислительной системе уже почти готов прийти на смену мегакомпьютер, который может заменить собой одним все эти миллиарды биологических транзисторов, объединив их интеллект в одной точке. Этот мегакомпьютер называется учеными и специалистами сильным искусственным интеллектом.
Возможно, все это уже в ближайшее время предопределит смену децентрализованной капиталистической системы на централизованную и полностью упорядоченную государственную, в которой можно будет просчитать и проанализировать абсолютно все с помощью нейросетей и больших данных. Тем более что роль искусственного интеллекта в глобальной системе обработки данных будет только расти.
Кстати, технологии Big Data, как и аналитические нейросети (искусственный интеллект), значительно усиливают потенциал государственной машины: ведь благодаря этим технологиям можно предотвратить большую часть потерь данных в централизованной системе, которые раньше происходили просто потому, что государство не имело технологий, позволяющих учитывать все и вся, и теряло данные на каждом из этапов обработки. Яркий пример – Китайская Народная Республика, где частные компании являются практически продолжением государства и действуют под надзором представителей власти в соответствии с интересами единой государственной системы, которая стремится создать фактически единый центр обработки данных.
Так или иначе, прогресс ускоряется, и «биологические транзисторы» старого образца («человек разумный») в массе своей становятся все менее и менее приспособлены к новым задачам. «Постбиологический глобальный вычислительный центр» – искусственный интеллект – уже появился, но пока что находится лишь в зачаточном по меркам эволюции состоянии. Однако по мере приближения технологической сингулярности он будет прогрессировать все быстрее и становиться все мощнее и эффективнее. И очень важно понимать, что все это произойдет не «когда-то, в отдаленном будущем», а уже в ближайшие годы. Возможно даже, уже происходит.
Глава 10. А есть ли будущее?
Когда несколько лет назад Всемирный фонд дикой природы представил отчет «Индекс живой планеты», согласно которому к 2020 году две трети диких животных могут исчезнуть, многим это казалось преувеличением. Однако ускоренные темпы развития цивилизации, повсеместные экологические катастрофы, неблагоприятное влияние человека на дикую природу привели к тому, что в период с 1970 по 2012 годы с лица земли исчезло 58 % диких животных, а в 2020 году эта цифра должна увеличиться до 67 %.
По разным оценкам, численность всех волков на планете составляет всего лишь 150–200 тыс. особей, численность белых медведей, живущих в арктических и практически незаселенных человеком широтах – 22–30 тыс., диких львов и того меньше – около 20 тыс. или немногим более. Что уж говорить о гепардах или китах, счет общемировых популяций которых давно пошел на считанные тысячи. И с дальнейшим увеличением численности населения Земли ареал обитания диких животных продолжит сокращаться, невзирая ни на какие усилия защитников природы или экологов. Даже наших «домашних друзей» – собак в мире насчитывается всего несколько сотен миллионов особей, и это ничто в сравнении с общей численностью людей на Земле. И это несмотря на то, что, казалось бы, большинство людей осознает непреложную истину, озвученную Марко Ламбертини, директором Всемирного фонда дикой природы в упомянутом выше отчете: «Богатство и разнообразие дикой жизни на Планете является ключевым для поддержания сложной экосистемы. Жизнь поддерживает жизнь, и мы являемся частью этого уравнения. Потеряйте биоразнообразие, дикую природу и системы, поддерживающие жизнь, такими, как мы их знаем сегодня, рухнут».
Действительно, это в той или иной степени понимают, пожалуй, очень многие, но, как говорится, есть одно «но». Забота о дикой природе во многом противоречит первому принципу социально-технологической эволюции (а также дарвиновскому принципу естественного отбора). Да, нам тяжело признаться себе в этом, но, проще говоря, человеку комфортнее жить, если никакой дикой природы не будет вовсе. Не будет акул в океанах, ядовитых медуз или морских ежей у побережья, не будет хищных зверей в лесах, смертельно опасных змей в тропиках и наконец, потенциально опасных или просто вызывающих чувство брезгливости насекомых типа пауков, клещей или комаров, ведь они могут переносить смертельные для человека вирусы.
В понимании большинства людей природа может существовать лишь как некий «всепланетный зоопарк». Хотим – соприкасаемся с ним, ходим в него, можем поиграть с его обитателями. Не хотим – знать о нем ничего не знаем. И, несмотря на все разговоры последних лет о том, что животные тоже чувствуют боль и имеют сознание, наверное, никто из нас даже в мыслях не может поставить знак равенства между жизнью человека и животного. И это устойчивое представление о том, что «животные – для человека» (для еды, помощи, забавы, наконец) восходит еще