Было уже около часа ночи. Слишком поздно звонить Полу, но Алек знал, что не заснет, пока не сделает этого. Он прошел в кабинет, нашел записную книжку и набрал номер Пола.

– Алло? – Пол, казалось, еще и не ложился. Алек услышал музыку в трубке, что-то классическое.

– Это Алек. Я знаю, что уже поздно, поэтому прости, что я тебя разбудил.

– Я не спал, – ответил Пол. – Что-то случилось?

– Это мягко сказано, – заметил Алек. – Послушай, я хотел сказать тебе, что утром был в мастерской и все слышал.

Пол молчал, поэтому Алек продолжал:

– Мне бы хотелось поговорить с тобой. Ты был влюблен в Анни, и я тебя понимаю. В нее легко было влюбиться.

– Оливия рассказала тебе об этом? – сухо спросил Пол.

– Нет. Она сказала мне, что ты ушел, потому что полюбил женщину, с которой не мог быть вместе. Оливия никогда не называла мне имени.

– Что она тебе говорила? То есть… Оливия объяснила тебе, что это было всего лишь…

– Расслабься. – Алеку вдруг стало его жалко. – Оливия мне сказала, что ваши отношения были платоническими, если тебя это беспокоит.

– Тебе повезло, ты был ее мужем, – после недолгого молчания ответил Пол. – Я завидовал тебе.

– Нечему завидовать. Оливия замечательная женщина. Она помогла мне вернуть дочь. – Алек вспомнил, как Пол допытывался у Оливии, спала ли она с мужем Анни. Оставалось только надеяться, что Пол не спросит об этом сейчас.

– Не понимаю, какой бес вселился в Оливию, – пожаловался Пол. – Это увлечение витражами и все остальное…

– Если тебе кажется, что твоя жена странно себя ведет, то, возможно, тебе следует посмотреть на себя самого. Ты ушел от нее, потому что не мог разлюбить умершую женщину. – Алек посмотрел на фотографию Анни на стене над письменным столом. Она сидела на чугунной ограде, улыбалась и подмигивала ему. – Имей хоть капельку сострадания, – продолжал Алек. – Оливия была так расстроена, когда ты ушел, что испробовала все, чтобы только вернуть тебя.

– Я не мог выбросить Анни из головы, – вздохнул Пол.

– Анни мертва, Пол. Я вдовец. А у тебя есть красавица жена, она жива и все еще любит тебя. Ты бросаешься тем, что есть, ради того, чего никогда не будет.

– Я знаю, – тихо сказал Пол.

Перелистывая страницы записной книжки, Алек дошел до буквы «С». Он провел пальцем по фамилии Оливии.

– Твоя жена должна тебе кое-что сказать, – добавил Алек.

– Что?

– Поговори с ней. И не откладывай, сделай это завтра. – Алек зевнул, на него неожиданно навалилась усталость. – И кстати, не забудь, что во вторник утром Мэри Пур проведет для тебя, Нолы и меня экскурсию по дому смотрителя.

– Ты хочешь, чтобы я оставался членом комитета? – удивился Пол.

– Разумеется.

Пол замялся.

– Кто-нибудь другой мог бы написать главу, посвященную дому смотрителя.

– Никто из нас не сумеет написать лучше тебя, – возразил Алек. – Увидимся в девять утра во вторник, договорились?

– Хорошо.

Закончив разговор с Полом, Алек почувствовал себя опустошенным. Он рухнул в постель, но уснуть не смог. Запах Оливии остался на его коже. Закрывая глаза, он снова и снова видел ее в своих объятиях.

Не следовало ему ходить к ней. Он заранее знал, что произойдет. Но он хотел, чтобы это произошло. Алек надеялся, что в откровенном разговоре с мужем Оливия опустит эту подробность. Одно дело желать жену другого, и совсем другое спать с ней.

Утром Алек проснулся с трудом. Ему снились кошмары о маяке и эротические сны с участием Оливии. Алек встал, прошел в ванную комнату и хмуро уставился на свое отражение в зеркале. Давно он не видел у себя таких кругов под глазами. Алек решил, что выглядит как один из персонажей фильма ужасов.

Спустившись вниз, он достал чемоданчик с инструментами Анни из стенного шкафа и поставил его у входной двери. Потом насыпал в миску хлопья, залил их молоком и сварил себе чашку кофе.

Ему необходимо было увидеть маяк. Он должен отснять еще пленку, пока его не передвинули, потому что в другом месте белоснежная башня будет выглядеть иначе. Пейзаж вокруг станет другим, изменятся вид с чугунной галереи и ощущение простора и высоты.

Открыв ящик стола, Алек вытащил кипу фотографий маяка. Он не просматривал их уже несколько недель. Прислонив пару снимков к стакану с соком, он принялся за еду.

– Папа?

Алек поднял голову и увидел на пороге кухни Лэйси.

– Привет, – улыбнулся он дочери.

– С тобой все в порядке?

– Конечно. Почему ты спрашиваешь?

– Ты выглядишь… Не знаю даже, как сказать. – Она тоже села за стол, скрестила руки на груди. Ее взгляд упал на фотографии. – Зачем ты их снова вытащил?

– Так просто. – Алек взял верхний снимок из стопки, который он сделал, стоя внутри линзы маяка. Ландшафт оказался перевернутым вверх ногами из-за выпуклости стекла. – Я просматривал их, чтобы убедиться, не упустил ли я что-то. Нужно сфотографировать маяк во всех ракурсах, пока его не передвинули.

Лэйси закатила глаза к потолку.

– Ты уже заснял его со всех сторон, папочка.

– Может быть, и так, – улыбнулся Алек.

Лэйси взяла апельсин из вазы с фруктами, стоявшей в центре стола, и принялась катать его между ладонями.

– Хочешь чем-нибудь заняться сегодня? – поинтересовалась она.

Алек удивленно посмотрел на дочь.

– Что у тебя на уме?

– Ничего особенного. Выбирай сам.

– Ты поедешь вместе со мной к маяку?

– Папа! – Лэйси насупилась, словно собиралась заплакать. – Пожалуйста, не начинай снова.

– Я давно там не был, Лэйси.

– Знаю. Но почему надо туда ехать именно сегодня? – Она и в самом деле расплакалась, подтянула колени к груди, поставила босые ноги на краешек стула. Апельсин скатился со стола, но Лэйси не обратила на это внимания. – Я не понимаю, что случилось. Я встала утром, и вдруг оказалось, что все по-прежнему.

– Что ты имеешь в виду?

Лэйси глазами указала на чемоданчик с инструментами у двери.

– Зачем это здесь?

– Я собирался завезти его Оливии.

– Она может приходить к нам и работать здесь.

Алек покачал головой:

– Оливия не может больше приходить к нам, Лэйси. Она должна проводить время со своей семьей, а не с нами.

– У нее нет никакой семьи.

– У Оливии есть муж.

– Козел! – презрительно фыркнула Лэйси.

Алек пожал плечами: