подруги. — Это и была не СунОк, а сама Агдан! Ты со своим склерозом, скоро нас в могилу сведёшь.

Тётушка ХанЫль удручённо стучит себе костяшками пальцев в лоб.

— Оммая! — бормочет она. — Как же это я перепутала? Она и вправду совсем не похожа на свою красивую сестру. Даже непонятно, в кого такая уродилась.

ЫнГен и СоДжин смотрят друг на друга, затем оглядываются на кафе. Там сквозь окна первого этажа видны сидящие за столиками посетители. У входа ЮнМи обнимается с мамой. На улицу выскакивает и СунОк. Кажется, у них у всех в глазах стоят слёзы.

— Ну вот, — говорит наконец ЫнГен. — Она опять вернулась. Выходит, дома-то всегда лучше.

— Да-да, — кивает СоДжин. — Надеюсь, что теперь не будет ни тайфунов, ни землетрясений. Ни к чему они нам.

— И северяне точно не сбросят на нас атомную бомбу, — кивает ЫнГен. — Они тоже песни Агдан слушают.

— И главное, что рис не подорожает, — добавляет ХанЫль.

— Охо-хо! — вздыхают они дружно. — Какое счастье, что мы дожили до этих прекрасных времён! Спасибо всеблагой Гуань Инь!

* * *

Исправительное учреждение "Анян"

В комнате для свиданий за столом сидит журналистка телеканала KBS1 Чан ДаМун. Рядом оператор устанавливает на штатив видеокамеру и проверяет микрофоны. Открывается дверь. Входит ЮнМи в сопровождении двух хмурых охранниц. ЮнМи вежливо здоровается. Охранницы осматривают помещение, кивают друг другу и удаляются.

ЮнМи тоже садится за стол.

— Первый раз у меня берут интервью в тюрьме, — говорит она. — Как вам такая идея в голову пришла?

— Жениха своего благодарите, госпожа Агдан, — улыбается журналистка. — Это его идея. И разрешение у администрации тюрьмы тоже выбил он.

— Надо же, какой пробивной молодой человек! — удивляется ЮнМи. — Вот что армия животворящая делает.

— Простите, госпожа Агдан? — не понимает ДаМун.

ЮнМи делает пренебрежительный жест рукой:

— Не обращайте внимания. Это была не слишком удачная цитата из одного иностранного фильма. Давайте, наверное, уже начнём. И да, можете обращаться ко мне неформально и называть меня по имени.

Журналистка слегка кланяется:

— Камсахамнида! Ну что ж, тогда первый вопрос. Скажи, ЮнМи, каково это известному, можно даже сказать, сверхпопулярному человеку оказаться в тюрьме, в окружении людей, совершивших настоящие преступления?

— Хм, как странно вы сформулировали свой вопрос, ДаМун-сии. Я не ошибусь, если предположу, что вы не верите в мою вину?

— Ты права. Я уверена, что тебя осудили несправедливо. Об этом там, за стенами тюрьмы, говорят всё громче и, кажется, наши власти скоро вынуждены будут как-то отреагировать на всеобщее недовольство. Честно говоря, моё присутствие здесь является прямым следствием того, что общественное мнение разворачивается в твою сторону.

— Приятно слышать, — кивает ЮнМи. — Возвращаясь к вашему вопросу… Да, сначала мне было здесь очень… я бы сказала — некомфортно. Да тяжело было, что скрывать! Но человек ко всему привыкает, даже к тюремным решёткам. Вот и я привыкла. Люди, которые меня окружают, на самом деле вполне обычные люди, с разными характерами, с разными судьбами, со своими тараканами в голове. Если не строить из себя надменную звезду, что, признаюсь, совершенно не в моём стиле, то с ними вполне можно общаться, находиться бок о бок изо дня в день… Даже играть музыку и танцевать. Вот как-то так.

— А как ты относишься к девушкам, которые сидят с тобой в камере? К преступницам, осуждённым за реальные преступления?

— Ну а как к ним можно относится? Я их жалею. Судьба посмеялась над ними, кого-то сильно побила, кого-то сломала, кого-то озлобила. Они, конечно, и сами во многом виноваты, но они же здесь за свои преступления и расплачиваются. Хочется надеяться, что после заключения они смогут вернуться к нормальной жизни, хотя статистка утверждает обратное. Так что да, мне их всех, за редким исключением, жаль.

— И сестёр Ли?

— Сёстры Ли как раз попадают в исключения. Их жалеть — себя не уважать.

— Скажи пожалуйста, а как ты для себя формулируешь своё пребывание в тюрьме? Что это для тебя? Наказание, трагедия, чёрная полоса в жизни, искупление или, может быть, испытание?

ЮнМи улыбается и отрицающе мотает головой:

— Ни то, ни другое, ни третье. Хотя насчёт испытания… да, возможно, в чём-то испытание. Но вообще для меня тюрьма — это просто изучение ещё одной стороны жизни современного корейского общества. Мрачной, я бы сказала, стороны. Я здесь не страдаю, не несу наказание и не искупаю какую-либо вину. Я здесь получаю экстремальный жизненный опыт, который, уверена, пригодится мне в дальнейшем творчестве.

— Неожиданно, — признаётся журналистка. — А не может быть так, что ты это придумала для того, чтобы, так сказать примириться с неизбежным и обмануть сама себя? Ну знаешь, как люди попавшие в беду, иногда убеждают себя: это всё неправда, мне это только снится, поэтому я спокоен и ничего не боюсь? Извини, если мой вопрос тебя обидел.

— Никаких обид, ДаМун-сии. Вы, я уверена, в курсе того, что после случившейся со мной аварии, в результате которой я потеряла память о своей жизни до, я очень сильно изменилась. И я сейчас говорю не об открывшихся во мне способностям к языкам и не о музыке. Когда я немного поправилась и освоилась в совершенно новом для меня мире, я поняла, что это мир мне абсолютно незнаком. Я ничего о нём не знаю. Иногда это приводило к забавным казусам, иногда бывали и довольно печальные последствия… В общем я поняла, что если я хочу дальше жить полноценной жизнью, я должна изучить для начала хотя бы свою страну. И я начала её изучать, совершая ошибки, набивая шишки, что-то теряя и что-то, разумеется, приобретая. За почти три года, прошедшие с момента аварии, я успела поработать гидом для приезжающих в нашу страну иностранцев, поработать