Когда же мы попытались найти виновных, то получили простое до наивности объяснение: чиновники из Министерства внешней торговли, ответственные за поставку гражданских товаров, оправдывали свои действия тем, что они не знают численности бойцов «Умконто» в Мозамбике (и они были правы), а у представителей Министерства обороны было свое объяснение: часы – это товар гражданский, и данную часть заявки они не рассматривали. Если бы подобные истории случались только с ручными часами!

То, как мозамбикские власти обращались с находившимися в этой стране членами АНК, вызывало возмущение, и не только у них. Один из африканцев, обучавшихся в Институте общественных наук, который по приезде в Москву взял себе имя Самора, после «Нкомати» отказался от него.

Разочарование было особенно глубоким, поскольку исторически АНК был тесно связан с ФРЕЛИМО, можно напомнить, что Джон Маркс и Джо Слово дали место в зафрахтованном самолете Саморе

Машелу, чтобы он смог добраться из ботсванского Франсистауна в Дар-эс-Салам, где он в 1963 г. присоединился к ФРЕЛИМО[1103]. Но и в создавшейся обстановке руководство АНК твердо решило сохранять дружественные отношения с Мозамбиком и не подвергало случившееся публичной критике.

И все же воздействие «Договора Нкомати» на ход освободительной борьбы в Южной Африки было неоднозначным. Он рассеял, наконец, иллюзии (так долго сохранявшиеся среди южноафриканцев) и показал ошибочность надежд на решающую роль в освободительной борьбе сил, находившихся за пределами ЮАР. Два профессора из Университета Западного Кейпа, Джейкс Гервел и Питер ле Ру, которые правильно предсказали, что «Нкомати и подобные соглашения могут заставить АНК создать более сильную внутреннюю базу»[1104].

Будучи трудным и даже трагичным для АНК, 1984 год был в то же время и годом, когда появились первые признаки того, что политическое урегулирование в ЮАР возможно. Этот факт нужно особо подчеркнуть, потому что немало политиков, да и ученых, связывают начало этого процесса с «падением Берлинской стены» или с «крушением коммунизма», или, по меньшей мере, с «приходом Горбачева» в марте 1985 г.

На деле же развитие движения сопротивления и явный рост авторитета и влияния АНК заставили гораздо раньше некоторые круги в южноафриканском истеблишменте публично, хотя и со многими оговорками, поднять вопрос о возможности переговоров с Конгрессом.

После подписания «Договора Нкомати» и лусакских соглашений с Анголой режим апартеида, по-видимому, рассчитывал на то, что «ослабленный и изолированный» АНК можно заставить пойти на условия Претории. Первым явным намеком на это было заявление в мае 1984 г. посла ЮАР во Франции Роберта ду Плооя о том, что политическая ситуация в Южной Африке меняется так быстро, что «все возможно – даже соглашение с АНК»[1105]. Но кроме прекращения вооруженной борьбы и признания «суверенитета южноафриканского правительства» в качестве предварительного условия выдвигался отказ АНК от «связей с Советским Союзом»[1106]. Руководство АНК публично отвергло такие условия и выдвигало свои, прежде всего, освобождение Нельсона Манделы и других руководителей АНК и возможность их участия в переговорах.

Выступая в мае 1984 г., Тамбо сказал: «Мы хотим, чтобы наши люди знали, что делаются попытки втянуть АНК в дискуссии с расистами Претории… Эта кампания усиливается повсюду… На нас оказывают давление, чтобы мы вели с ними переговоры». Но одно стало уже ясно: «Вы не можете игнорировать АНК», – добавил он[1107].

Лидеры АНК полагали, и справедливо, что в то время правительство ЮАР еще не было готово к серьезными переговорам, к тому, что Тамбо назвал «серьезным диалогом с целью покончить с апартеидом»[1108], но предварительные контакты не исключались. Так, представители АНК согласился встретиться в Лусаке в августе 1984 г. с профессором Кейптаунского университета Хендриком фан дер Мерве, который имел тесные связи с некоторыми влиятельными деятелями в Национальной партии, поскольку он «был, очевидно, человеком доброй воли», и как квакер был «озабочен ростом насилия в Южной Африке»[1109]. Поездки ван дер Мерве в Лусаку с целью создать условия для переговоров о политическом урегулировании в ЮАР продолжались еще несколько лет.

Руководство АНК трезво оценивало обстановку. Даже во время мощного и быстрого подъема массового движения, вопреки разного рода домыслам, распространявшимся много позднее, оно не ожидало немедленной победы, полагая, как выразился Слово, что «у Южной Африки свой путь борьбы за власть. Политические факторы здесь играют более важную роль, чем в других африканских странах. Хотя нельзя назвать дату, страна уже вступила в период, когда есть возможность сочетать массовую борьбу в общинах (по месту жительства) с общенациональными всеобщими забастовками, подпольной и вооруженной борьбой, с тем чтобы в обозримом будущем добиться крупных перемен»[1110].

В середине десятилетия тауншипы стали «взрываться» один за другим, и даже чрезвычайное положение, введенное властями в ряде районов в 1985 г., а затем по всей стране в 1986 г. не смогло покончить с массовым движением протеста.

Новый этап борьбы сказывался и на подготовке подготовки кадров АНК в СССР, проводившейся по специальностям, определяемым руководством организации в консультациях с советскими военными в Анголе и в Москве по двум основным направлениям. Первое – это подготовка кадров, способных создавать и развивать структуры вооруженного подполья. После обсуждения этого вопроса с Оливером Тамбо в ГДР (я посетил его там в госпитале в августе 1986 г.) было принято решение увеличить до 60 число бойцов, принимаемых ежегодно на подготовку в «Северном учебном центре» (такое же количество было выделено и для СВАПО). В обстановке чрезвычайного положения и роста репрессий Джо Модисе и Ронни Касрилс, начальник военной разведки (и тоже будущий министр) особо попросили включить в программу их подготовки методы перехода от легальной деятельности к подпольной.

Знания и навыки, приобретенные членами АНК в СССР и с советскими инструкторами в Анголе, несомненно, помогали им в условиях подполья[1111]. Но действовать «по учебнику» в реальных условиях было нелегко. Друзья из АНК говорили нам: «Ничего, что бойцы «Умконто» не всегда соблюдают правила, враг тоже их знает». Да и нам иногда приходилось их нарушать. Когда наша делегация в 1984 г. вылетала домой из Лесото через Мозамбик, в последний момент, на аэродроме советник недавно созданного там посольства СССР передал мне конверт, который находившиеся там члены АНК просили передать своим товарищам в Мапуту. Более того, на конверте было написано имя адресата – Джекоб Зума (нынешний президент ЮАР тогда возглавлял там представительство АНК), а по пути в Мапуту самолет совершал посадку в аэропорту Матсапа в Свазиленде. Правда, у меня был дипломатиче ский паспорт, но у нас с этой страной не было дипломатических отношений, а южноафриканские спецслужбы действовали там практически так же свободно, как в ЮАР. «Но, с другой стороны, – продумал я, может быть, от этого письма зависит чья-то жизнь, так что нужно рискнуть».