Теронай еще сопротивлялся, но кровь текла сильнее, а крики и вовсе затихли.

Тиермес появился как наваждение – настолько стремительно, что никто и не поверил в то, что это не обман зрения, не плод воображения, а сам Владыка Ада Хорэ собственной персоной. Жрецы у Тиермеса были гораздо менее избалованы, чем их собратья в Сонандане.

Двумя мощными взмахами драконьих полупрозрачных крыльев Жнец перенесся в дальний конец храма, где разыгрывалась трагедия. Из воздуха он добыл свой кривой, похожий на серп меч и со свистом обрушил его на аметистовый шар.

Око Жнеца не рассыпалось от удара, не разбилось со звоном, но взорвалось изнутри, отбросив Тероная в сторону. Он пролетел несколько шагов и сильно ударился головой о колонну. Младшие жрецы стояли неподвижно, судорожно пытаясь вдохнуть воздух, глотая его открытыми ртами.

– Что вы как рыбы, выброшенные на берег? – Мощный органный голос Тиермеса заполнил все уголки храма. – Помогите своему господину.

Все кинулись исполнять приказ грозного бога, путаясь в полах длинных одеяний, толкаясь и шумно сопя.

– Без суеты, – добавил Тиермес, и все моментально стихло.

Гуахайока Гейерред до пола склонился перед прекрасным бессмертным. Жнец был выше его головы на полторы, а казался еще выше за счет того, что его тело цвета жидкой ртути было стройным и изящным до такой степени, какая недоступна даже разуму человека. Он небрежно прошелся по воздуху мимо оторопевшего Гейерреда, чтобы не ступать по осколкам шара, опустился в кресло, которое еще несколько минут тому назад занимал Теронай, откинулся. Его невероятные голубовато-платиновые сверкающие глаза уперлись в гуахайоку.

– Рассказывай: толково и без эмоций, – приказал он. Колонны храма завибрировали от мощи его голоса, – здесь не было обожаемой Каэтаны, и Жнец не сдерживал себя.

– Слушаюсь! – рявкнул Гейерред.

И второй раз за эту ночь пересказал свою невеселую историю. А когда закончил, тревожно спросил у Тиермеса:

– Он будет жить?

– Кто? – поднял изогнутую бровь бессмертный.

– Жрец. Теронай.

– Жить будет, а вот за остальное я не ручаюсь. Он столкнулся со страшным противником...

– Неужели Аджа Экапад настолько опасен?

– Экапад?! Нет, человек, Экапад ничто. Но его господин... никто не может одолеть его пока что.

– И даже ты, Жнец?

– Ты задаешь слишком много вопросов, человек. И рискуешь рассердить меня. Но ты поступил правильно и все исполнил как должно. И потому я не гневаюсь. Скажи, куда доставить тебя?

– Куда прикажешь, Владыка.

– Это верней. И больше мне нравится. Ты отправишься со мной в Курму, к Зу-Л-Карнайну. Все равно в Кайембе тебя ожидает либо вечное заточение, либо мучительная казнь.

– А Экапад?!

Тиермес только взглядом скользнул по нетерпеливому гуахайоке, и тому невыносимо захотелось забраться под стол или за алтарь. Грозен был повелитель царства мертвых, грозен и могуществен сверх всякого представления.

Жнец, не поднимаясь со своего места, лениво взмахнул драконьим крылом, словно окутывая его призрачным сиянием стоящего напротив Гейрреда, и тут же растворился в пространстве. Вместе с ним исчез и опальный полководец.

* * *

Когда золотая колесница Солнцеликого, влекомая могучими грифонами, опустилась на поляне перед Священной рощей Салмакиды, бессмертные оказались там спустя несколько секунд. Воздух мерцал, вспыхивал, потрескивал, искрился, пропуская богов одного за другим. Траэтаона и Арескои на ходу засовывали мечи в ножны; Джоу Лахатал, обратясь в ту сторону, откуда явился, выкрикивал последние распоряжения своим слугам, пока пространство не успело сомкнуться за ним; га-Мавет притащил под мышкой пыхтящего Номмо; Астерион и Магнус появились рука об руку, и у всех создалось впечатление, что чародей воспользовался собственным умением. Курдалагон притопал, вытирая черные закопченные руки передником. Он первый и подошел к Каэтане, снял ее с колесницы и крепко расцеловал в обе щеки:

– Здравствуй, девочка? Как успехи?

– Все хорошо, Курдалагон. Несколько часов отсыпаюсь, а потом готовлюсь к следующему приключению. Подробности может рассказать Кэбоалан, я не в состоянии.

– Мы так не договаривались! – запротестовал Солнцеликий. – Мы уговорились, что я буду защищать тебя от чудовищ, катать в колеснице, спасать от демонов и согревать во льдах не жалея собственной жизни. Но рассказывать подробности всем этим шумным персонам – об этом самопожертвовании меня никто не предупреждал.

Бессмертные захохотали, заговорили в один голос, добиваясь от Солнцеликого обстоятельного рассказа; он сражался как лев, но что один бог может поделать против всех остальных, вместе взятых?

Каэ исчезла, не дожидаясь конца этого разговора. Она тенью скользила в свой храм, ловко избежав встречи со спешащим на поляну Нингишзидой и его многочисленной свитой. И даже не стала окликать Куланна и его спутников, скачущих во весь опор. Похоже, что солнечная колесница привлекла внимание всех жителей Салмакиды, и все ее друзья устремились, чтобы увидеть свою любимую Кахатанну, а богиня вовсе не собиралась встречаться со своими подданными в эту минуту. Она просто хотела отдохнуть. И поэтому внезапное столкновение с незнакомым человеком ее несколько огорчило.

Человек этот был внешности вполне заурядной, и при обычных обстоятельствах она бы на него внимания не обратила. Или все-таки обратила? – страшно кого-то он ей напомнил. Каэтана даже остановилась, вглядываясь в его лицо, в умные, печальные глаза. Кто же это такой?

– Приветствую тебя, великая богиня, – поклонился между тем человек. – Вижу, что тебе невмоготу разговаривать, и потому не смею беспокоить. Разреши только сказать тебе, что я и есть тот самый Аннораттха, которого ты хотела увидеть и за которым посылала.

– Это было немного раньше, – мягко сказала Каэ.

– Я знаю. Но я смог прийти только сейчас. Это не неуважение и не непочтительность.

Интагейя Сангасойя задумалась и поняла, что у него действительно только сейчас появилась эта возможность; поняла сердцем, а не разумом – но так было даже вернее. Кивнула.

– Хорошо, ступай. Если отыщешь эту возможность еще раз, то загляни ко мне. Я с удовольствием с тобой поговорю.

Аннораттха поклонился и исчез в кустах, только ветки зашелестели. А Каэ продолжила свой путь, напряженно размышляя о том, была ли она права в отношении этого человека: тот ли он, за кого она его принимает? Но, кроме нее, на этот вопрос никто ответить не мог.

Как и было обещано, Интагейя Сангасойя проснулась через четыре часа, сбежала вниз по ступенькам и обрушилась с размаху в бассейн с морской водой. Через несколько минут, бодрая и свежая, она оповестила всех, что готова к общению.

Князь Малан Тенгри с восторгом предоставил обожаемой госпоже своего собственного быка, и оказалось, что Каэтана словно рождена для того, чтобы ездить верхом на этом могучем животном. На широкой спине быка было просторно и удобно; глубокое седло давало возможность расслабиться и отдохнуть. Правда, Каэ пришлось сесть скрестив ноги – бока у огромного зверя были слишком крутыми. Она сожалела лишь об одном – бык был чересчур быстрым средством передвижения и до дворца довез ее в считанные минуты, так что она даже толком не накаталась. Но времени не было, и Каэтана со вздохом сожаления спрыгнула на землю, не забыв, правда, приласкать черное всхрапывающее чудовище.