«Ты пытаешься отвлечься».

— Вы так не думаете? — закончил Кортес. Он мягко, горестно улыбался, а Кларисса понятия не имела, о чем он говорил.

— Наверное, — ответила она и толкнулась к двери, чтобы дать ему больше места.

Кортес подтянулся к поручню, постарался развернуться головой к потолку, хотя двигаться вдоль стен было и легче, и надежнее. Но у людей, выросших при силе тяжести, такое выходит инстинктивно. Кларисса только сейчас заметила, что сама этого не делает. Для нее помещение было просто пространством без пола, стен и потолка. Она ожидала приступа головокружения, но не дождалась.

— Знаете, это ведь все равно, — сказала она.

Кортес улыбнулся ей, вопросительно склонил голову.

— Мы все — жертвы, так какая разница, когда умирать? — пояснила Кларисса. — Она не намного обогнала нас. Мы уйдем чуть позже. И какая разница, добровольно ли мы положим жизнь на алтарь? Главное — разбить Кольцо, защитить тех, кто за ним.

— Да, это верно, — кивнул Кортес. — Спасибо, что напомнила.

В комнате рядом прозвучал тревожный гудок, и Кларисса повернулась к двери. Ашфорд отстегнулся и теперь плавал над панелью управления с застывшим от бешенства лицом.

— Что происходит, Йохо?

— Кажется, у нас проблемы, сэр…

Обстановка бывшего правления колонии наводила на Холдена уныние. Зеленые конторские стены, тесные кабинки посреди общего помещения, ни окон, ни архитектурных изысков. Первая устремившаяся к звездам человеческая колония, по замыслу мормонов, должна была управляться из помещения, выглядящего как бухгалтерия. Итак, мы начинаем многовековое странствие к далекой звезде. Добро пожаловать за вашу конторку.

Последняя перестройка немного оживила обстановку. Целый шкаф заняли радиоаппаратурой, рядом расположили место ведущего. Мощные усилители не понадобились — флот сбился так тесно, что до дальнего корабля, пожалуй, можно было докричаться через переносную рацию. На сенсорном экране висел список намеченных интервью и сюжетов, имена комментаторов и животрепещущие темы. Холдену немного польстила пометка рядом с его именем: «До этого непременно добраться».

Сейчас помещение гудело как улей. Люди Быка текли сюда сплошным потоком. Почти у всех были солдатские ранцы с оружием и патронами. Некоторые прикатили сумки-тележки с инструментами — собирались превратить студию в маленькую крепость. Холден пристроился за свободный стол, чтобы не путаться под ногами.

— Эй, — позвала невесть откуда объявившаяся рядом Моника и кивнула на экран. — Я как услышала, что ты вернулся со Станции, все надеялась на интервью. Теперь, пожалуй, уже не стоит?

— Почему?

— На фоне конца света ты довольно бледно выглядишь.

Холден кивнул и пожал плечами.

— Я уже бывал знаменит. Ничего хорошего.

Моника села на стол, протянула ему грушу. В ней оказался отличный кофе. Холден прикрыл глаза от удовольствия и выдохнул:

— Вот теперь я тебя люблю.

— Нечего дразнить девушку, — огрызнулась она. — Ты как думаешь, план Быка сработает?

— Под запись?

Кто-то начал приваривать к стене металлический лист, и обоим пришлось загородиться ладонями от вспышки. Запахло серой и раскаленным железом.

— У меня все под запись, — сказала Моника. — Ну, так?..

— Может сработать. На военном корабле механик — важная персона. Кто владеет машинным залом, владеет кораблем.

Моника понимающе улыбнулась, будто и вправду разбиралась в таких вопросах. «Это вряд ли, — подумал Холден. — Она не военный репортер, а просто документалист, неудачно попавший в самое полымя». Он с сожалением допил кофе и стал ждать новых вопросов. Может, если к ней подольститься, раздобудет добавки?

— А эта Сэм — способная девушка?

— Сэм уже три года ухаживает за нашим «Роси». Она — лучший механик Тихо. Если машинный зал в ее руках, а вы ей не нравитесь, вам конец.

— Хочешь еще кофе?

— Боже, еще бы не хотеть! — Холден протянул ей пустую грушу жестом уличного попрошайки.

Моника не успела ее забрать — к ним на своих тяжеловесных ходунках приблизился Бык. Он хотел что-то сказать, но закашлялся влажным хриплым кашлем. Холдену подумалось, что этот человек по сантиметрику приближается к смерти.

— Простите, — извинился Бык, сплюнув в тряпочку. — Какая мерзость!

— Если вы умрете, я останусь без эксклюзива, — напомнила Моника.

Бык кивнул и снова закашлялся.

— Если вы умрете, можно мне забрать ваши игрушки? — спросил Холден.

Бык щедро махнул рукой.

— Мой мальчик, когда-нибудь все это будет твоим.

— Что нового? — Холден встряхнул грушу и разочарованно вздохнул, вспомнив, что она все еще пуста.

— Корин нашла проповедницу. Она с половиной своих прихожан забилась в церковную палатку.

— Здорово, — обрадовался Холден, — все понемногу складывается.

— Даже лучше, чем ты думаешь. Там половина — военные ООН и Марса. Они придут с ней. И, по ее словам, поддержат ее в просьбе всем кораблям заглушить реакторы. Ну, и несколько десятков крепких ребят в обороне нам не повредят.

Слушая Быка, Холден заметил, что в контору вошел Амос, толкая перед собой кровать с Алексом и Наоми, и незаметно для себя расслабился. Безопасник и дальше толковал об устройстве обороны против Ашфорда, но Холден уже не слушал. Он смотрел на Амоса, который, пристроив кровать в тихом уголке, направился к ним.

— Там ничего нового, — сказал Амос, когда Бык прервался. — По барабану все так же расхаживают громилы Ашфорда, но вроде бы не подозревают, что мы что-то затеяли.

— Узнают, как только мы начнем вещание, — заметила Моника.

— Как твое плечо? — спросил Холден.

— Побаливает.

— Я думал, не поставить ли тебя командовать обороной, когда начнется.

— Ну, давай, — ответил Амос, поняв, что его просят защитить Наоми и Алекса. — Это надо понимать так, что ты собрался…

Его прервал громкий гудок из кармана Быка. Достав потрепанный терминал, Бык уставился на него, как на тикающую мину.

— Тревога? — спросил Холден.

— Срочный вызов по моему личному каналу, — объяснил Бык, не торопясь отвечать. — Только для старшего состава.

— Ашфорд разыскивает? — предположил Холден, но Бык уже принял вызов.

— Бык слушает. Руис?.. — Он осекся и некоторое время молча слушал. Несколько раз хмыкнул, то ли согласно, то ли в знак протеста.

Закончив разговор, не глядя уронил терминал на стол. Его смуглая кожа, и прежде посеревшая от болезни, теперь стала почти белой. Он поднял обе руки — стереть слезы, с ужасом понял Холден. Он и не подозревал, что этот человек умеет плакать.