– Даглесс, пожалуйста, – попросил он, потянувшись к ее руке.

– Не смей меня касаться! Оставь свои прикосновения прелестной Леттис. Скажи, неужели она так красива, что стоит той трагедии, которая совершится благодаря ей?! Твоей гибели, смерти Кита, смерти твоей матери, конца благородного семейства Стаффордов?

Николас бессильно опустил руки:

– Неужели не видишь, что у меня нет выбора? Или объявить матери и Калпинам, что я должен разорвать помолвку, поскольку женщина, явившаяся из будущего, утверждает, будто моя невеста замыслила уничтожить всех Стаффордов? Меня посчитают дураком, а с тобой… с тобой дурно обойдутся.

– Ты рискуешь всем из-за того, что скажут люди?

Николас еще раз попытался объяснить, что иначе поступить не может.

– Разве в твоем времени не составляют контрактов? Законных сделок на бумаге?

– Разумеется. У нас есть контракты на все, и даже брачные. Но при этом браки совершаются по любви, а не…

– Люди моего класса не женятся по любви. Мы не можем. Оглянись! Видишь, как богат этот дом? И он не единственный, которым владеет моя семья. Эти богатства скопились у нас, потому что мои предки женились не по любви, а ради земель и денег. Мой дед женился на истинной мегере. Зато она принесла в приданое три дома и много посуды.

– Николас, в теории я все понимаю, но брак… настолько интимное дело. Это совсем не то, что подписать контракт на какую-то сделку или выполнение определенной работы. Брак имеет прямую связь с любовью, детьми, домом и безопасностью, а также с приобретением верного друга.

– И поэтому вы живете в бедности с теми, кого любите? Эта любовь кормит вас, одевает, греет холодными зимами? Но брак заключается не только в этом. Ты бедна, поэтому где тебе понять?

Глаза Даглесс яростно вспыхнули.

– К твоему сведению, я не бедна. Далеко не бедна! Моя семья очень богата. Миллионы и миллионы. Но это еще не значит, что я не хочу любви или продамся тому, кто больше даст.

– А каким образом твоя семья приобрела это богатство? – мягко осведомился он.

– Понятия не имею. Оно просто было всегда. Мой отец сказал как-то, что наши предки женились… – Она замолчала и уставилась на него широко раскрытыми глазами.

– Итак, на ком женились твои предки?

– Ни на ком. Это шутка. Он ничего такого не имел в виду.

– На ком? – настаивал Николас.

– На богатых женщинах, – рассерженно выпалила она. – Он сказал, что наши предки умели выбирать богатых женщин.

Николас ничего не сказал, продолжая смотреть на нее.

Даглесс мигом обмякла, словно из нее выпустили пар. Шагнув ближе, она обняла его за талию и крепко прижалась.

– Женись на деньгах. Женись на самой богатой женщине в мире, только, пожалуйста, не на Леттис. Она подлая. Она уничтожит тебя, Николас, уничтожит всех вас.

Николас отодвинул ее на длину руки и посмотрел в глаза:

– Леттис Калпин – это самый выгодный брак, на который только можно надеяться. Я младший сын, простой рыцарь. Все, чем я владею, дает мне Кит. Повезло еще, что он так великодушен и позволяет мне жить за его счет. Земли, которые принесет Леттис, прибавят нам богатства. Как я могу не сделать этого для брата, который дал мне так много?

– Но Леттис не лучшая невеста, на которую ты можешь надеяться. Тебя любят женщины. Ты можешь найти другую. Если хочешь жениться на деньгах, мы найдем такую. Богатую, но не честолюбивую, как Леттис.

Николас грустно улыбнулся:

– Иметь в постели женщину – совсем не то, что брачный контракт. Можешь мне поверить. Леттис – хорошая для меня партия. Нет, не хмурься, я в полной безопасности. Неужели не понимаешь? Раньше я ничего не знал. Теперь, когда ты открыла мне глаза на нее, я смогу спасти семью и себя.

– Если она узнает, что ты не собираешься свергнуть королеву или хотя бы жить при дворе, может, сама разорвет помолвку.

– Видишь ли, хотя она и родственница ее величества и имеет деньги, ее семья не так родовита, как наша. Если то, что ты сказала насчет ее планов, действительно правда, она меня не отпустит. Какая женщина не верит, что может подчинить мужчину своей воле?

– Тогда она замыслит убить тебя, – заключила Даглесс. – Неужели собираешься каждый раз проверять подпругу, чтобы убедиться в ее целости? А как насчет яда? Проволоки, натянутой поперек лестницы? Что, если она наймет разбойников, которые разделаются с тобой? А вдруг ты утонешь? Сгоришь на пожаре?

Николас покровительственно хмыкнул:

– Я рад, что тебе не все равно. Ты поможешь мне присматривать за ней.

– Я? – ахнула Даглесс, отодвигаясь. – Я?

– Да. Ты навсегда останешься в моем доме. И будешь прислуживать моей жене.

Он посмотрел на нее знакомым взглядом сквозь ресницы. Даглесс так растерялась, что даже не сразу отреагировала.

– Прислуживать твоей жене? – переспросила она, не повышая тона. – То есть помогать ей одеваться, проверять, не слишком ли горяча вода в ванне? Что-то в этом роде?

Ее спокойный тон не обманул Николаса.

– Даглесс, любовь моя, моя единственная любовь, все будет не так уж плохо. Мы станем проводить вместе много времени.

– Скажи, мы будем проводить вместе время с письменного разрешения твоей жены или без?

– Даглесс, – умоляюще прошептал он.

– И ты смеешь просить меня об этом после того, как только недавно осуждал мою жизнь с Робертом? По крайней мере, у Роберта была только одна женщина. Я. Но ты… ты просишь меня прислуживать этой… этой убийце! А что я должна делать по ночам, пока ты пытаешься сделать жене наследника?

Николас негодующе выпрямился:

– Не можешь же ты требовать от меня целомудрия! Ты сама отказываешься делить со мной постель, опасаясь, что вернешься в свое время.

– О, понятно. Мне, разумеется, пристало целомудрие. Это вполне естественно. Но ты! Такой мужчина, как ты, должен иметь в постели каждую ночь очередную женщину. Что будешь делать по ночам, когда Леттис вдруг откажет тебе? Загонять служанок в беседки?

– Тебе не подобает говорить со мной таким тоном, – предупредил он, темнея глазами.

– Да неужели? Если у кого-то хватило храбрости пройти сквозь четыре столетия, чтобы остеречь дорогого человека, а этот человек не желает слышать никаких доводов, кроме собственного тщеславия, тогда этот кто-то имеет право говорить все, что пожелает! Давай, женись на Леттис. Мне все равно! Убей Кита. Убей свою мать. Теряй свои драгоценные поместья. Теряй собственную голову!

Последнюю фразу она прокричала, уже наполовину исчезнув в лабиринте. Слезы слепили ей глаза.

Она мгновенно заблудилась и, не пытаясь идти дальше, горько заплакала. Может, человеку не дано изменить историю? Может, смерть Кита и последующая казнь Николаса были предопределены заранее? Может, роду Стаффордов не суждено продолжиться? Может, никто не сумеет изменить то, чему дано случиться?