По требованию Анны женщины приготовили ее ко сну. Элизабет держалась в стороне: она здесь только для того, чтобы поддержать Анну.

Когда королева легла в кровать, Элизабет села рядом, взяла большую книгу сказок и принялась читать. Вернувшийся Хью пристроился у огня и принялся тихо наигрывать "Зеленые рукава", мелодию, написанную королем в начале их романа.

Королева счастливо улыбнулась и закрыла глаза.

— Ты знаешь слова, Хью? — спросила она.

Мальчик запел, очень негромко, только для Элизабет и королевы.

Элизабет смотрела на племянника. Совсем мальчик, но уже чувствует, что нужно королеве. Темно-рыжие локоны, большие голубые глаза, милое лицо говорили о его невинности. Но здесь он быстро станет взрослым. Двор — не место для невинных.

Анна уже засыпала. Должно быть, очень утомилась. И действительно, день выдался крайне тяжелым. Но она вынесла все со стойкостью, достойной восхищения и зависти.

Хью продолжал играть. Одна песня сменялась другой. Наконец оба заснули: Элизабет на стуле, Хью — на своем табурете.

Успокоенная их присутствием королева дремала до тех пор, пока служанки не пришли ее будить.

Первое июня. Солнце уже встало, хотя было около пяти утра.

Анну Болейн стали готовить к коронации, Элизабет и Хью потихоньку удалились.

Элизабет наспех показала Хью крохотную клетушку, где тот отныне должен был ночевать, и послала его за вещами в комнату, где спали королевские пажи, а сама отправилась искать Нэнси, чтобы та помогла ей надеть платье. Она почти не вспоминала о Томасе Болтоне со времени своего приезда в Лондон, но сейчас вдруг подумала о нем. Как бы он радовался окружающей роскоши и невиданным зрелищам! Нужно запомнить каждую деталь коронации, чтобы позже рассказать ему.

Нэнси застегнула у нее на талии тонкую золотую цепочку с маленьким, украшенным драгоценными камнями зеркальцем, и на этом приготовления закончились. Элизабет заправила под французский капюшон выбившуюся прядь волос. Затем Нэнси протянула ей перчатки из кремовой лайки, отделанные хрусталиками и маленькими жемчужинами.

— Если хочешь увидеть королевскую процессию, подойди к окну, — посоветовала ей Элизабет.

— А остальное расскажете вы, когда вернетесь. Надеюсь, вы ничего не забудете. Да и его светлость захочет знать каждую мелочь.

Элизабет с улыбкой кивнула и поспешила из комнаты, где одевались все фрейлины королевы. Встречные дамы бросали на нее завистливые взгляды. Она оказалась права, выбрав голубое, а не зелень Тюдоров. Ни одно из платьев не было таким красивым, как ее голубое.

Найдя королеву, уже облаченную в пурпурные одеяния, с длинной, отделанной горностаем мантией, она спросила:

— Могу я чем-нибудь служить вам, ваше величество?

— Приглядывай за моим любимым пажом, — велела Анна и вручила Элизабет глиняную табличку. — Это для того, чтобы позволить вам обоим пройти в собор. И приколите это.

Она протянула подруге две бляхи со своим гербом.

— Благодарю, ваше величество, — прошептала Элизабет, приседая в реверансе.

Анна улыбнулась и подмигнула.

— Эта мантия весит не меньше самого короля, — пробормотала она.

— Я понесу шлейф, ваше величество, — вызвалась вдовствующая герцогиня Норфолк. — И могу я попросить вас о милости в этот счастливый день?

— Что за милость? — насторожилась королева, хотя герцогиня всегда была с ней безразлично-любезна.

— Не позволите ли вашей кузине, маленькой Кэтрин Говард [9] , посмотреть на вашу коронацию? Это будет таким волнующим событием для девочки. Она видит слишком мало хорошего в этой жизни.

Герцогиня с надеждой смотрела на Анну. Та грациозно склонила голову:

— Разумеется. Джейн Сеймур, дай леди Фрайарсгейта еще одну бляху для моей кузины Кэтрин Говард!

— Сейчас, ваше величество, — откликнулась Джейн, избегая встречаться взглядом с королевой.

— Не нравится мне эта девчонка, — пробормотала Анна. — И не знаю я никакой Кэтрин, но, если вдова хочет ей помочь, ничего не поделаешь. Надеюсь, она не слишком обременит тебя, Элизабет.

— Скромница из рода Говардов? — фыркнула Элизабет. — Сомневаюсь.

Она снова сделала реверанс, когда Анна вышла из покоев и направилась к королевской барке, которой предстояло доставить ее в Вестминстер.

— Мистрис Хей, вот еще одна бляха, — сказала Джейн Сеймур и с неожиданной дерзостью спросила: — Как вы попали сюда и почему всегда находитесь рядом с королевой?

Глаза ее сверкнули любопытством, но тут же воровато скользнули в сторону.

— Я подруга королевы, — коротко бросила Элизабет.

У нее не было никакого желания вступать в разговор с мистрис Сеймур. Было в этой особе нечто неопределенное, но не вызывавшее симпатий. Маска чопорности явно была фальшивой: Элизабет чувствовала, что девица исполнена коварства.

Оглядевшись, она подозвала племянника и Кэтрин Говард.

Вперед вышла совсем молодая девушка, и Элизабет была поражена красотой ее бледного, с едва заметным румянцем, и словно светившегося изнутри лица, на котором сияли синие глаза цвета цикория. На спину ниспадала копна рыжеватых волос.

— Я — Кэтрин Говард, миледи, — отозвалась девушка, приседая в реверансе перед Элизабет.

— Просто мистрис Хей, — поправила та. — Вдовствующая герцогиня Норфолк попросила вашу кузину, королеву, позволить вам увидеть коронацию. Я возьму вас и пажа ее величества Хью Сен-Клера с собой. Моя барка ждет, она доставит нас в Вестминстер.

— У вас своя барка? Вы, должно быть, очень богаты! — бесхитростно выпалила Кэтрин. — Не знаю никого, кроме моего дяди-герцога, кто имел бы собственную барку!

— Я просто хозяйка северного поместья, а барка принадлежит моему дяде, лорду Кембриджу. Вот он очень богат, — рассмеялась Элизабет.

— Мой отец — граф Уиттон, — похвастался Хью.

— И ты его наследник? — заинтересовалась девушка.

— Нет, я младший сын, — признался он.

— В таком случае ты — никто! — отрезала она, глядя перед собой.

Элизабет снова рассмеялась.

— Тебя переиграли, Хью, — заметила она побагровевшему от стыда племяннику.

Они добрались до Вестминстера как раз вовремя, чтобы увидеть, как выстраивается процессия, готовая сначала проследовать в Вестминстер-Холл, а потом — в величественный собор.

Когда королева вошла в Вестминстер, Элизабет взяла детей за руки и сказала:

— Скорее! Если мы не пройдем сейчас в церковь, останемся без мест, несмотря на эту табличку.

Добежав до собора, они протянули стражнику глиняные таблички. Тот взял их и широко улыбнулся: