- Ты слышала? догадался мужчина, стоя перед ней и раскачиваясь на крепких ногах. Что ж, это к лучшему.

Он присел на корточки, заглядывая в застывшие, широко распахнутые глаза. В руках его был пистолет, и Наташа сомкнула ресницы, вдавливаясь в стену, словно желая раствориться в ней.

- Не бойся, девочка, усмехнулся мужчина. Я тебя пока убивать не буду. Мы сейчас позвоним твоему следаку, я сообщу ему мои условия. А ты что-нибудь вякнешь в трубку. Чтобы он убедился, что ты у меня. Будешь себя хорошо вести, я тебя небольно убью. Одним выстрелом. Ты и не почувствуешь. Будешь дурака валять, я тебя частями расстреливать буду. Сначала руку, он взял Наташу за руку. Она дернулась, пытаясь освободиться. Потом ногу, он сжал ее колено, и Наташа снова закричала. И снова с губ ее сорвался лишь тихий всхлип. Кричать не советую. Ничего не слышно. А то ведь и рот придется кляпом заткнуть. Красиво ли это, подумай? Он усмехнулся. Ну что, будем звонить?

- Дайте мне воды, одними губами попросила женщина. Я не смогу говорить.

- Хорошо, согласился мужчина. Кстати, раз уж наше знакомство все равно не продолжится, можешь звать меня по имени Альгерис.

Он достал из стоящего за столиком "дипломата" большую пластиковую бутылку с минералкой, два пластиковых стаканчика. Пока Альгерис откупоривал бутыль и наливал воду, Наташа судорожно соображала, как дать понять Турецкому, где она находится. Но от страха в голову абсолютно ничего не приходило. Мужчина, словно прочитав ее мысли, сказал:

- Учти, если ты ляпнешь что-нибудь лишнее типа: "Я у себя в больнице, милый", я пришью тебя тут же. Ведь мне еще потребуется время, чтобы исчезнуть, ты понимаешь? Он жутко улыбнулся, подходя к Наташе со стаканом в руке.

Наталья попыталась взять свободной рукой стакан, но рука буквально ходила ходуном, вода выплескивалась на плащ. Альгерис, усмехнувшись, присел на корточки и сам напоил женщину.

- Что ж, семь утра. Пора будить Ромео.

Он начал набирать гостиничный номер телефона. Наташа продолжала лихорадочно соображать, что сказать Александру. Если она скажет прямым текстом, где она, Альгерис убьет ее тут же, это она понимала. Зачем она нужна в случае обнаружения места? Тут же налетит спецназ. Уж это-то Саша обеспечит, это ясно. Но она должна как-то дать понять ему, где она. От этого зависит ее жизнь.

Альгерис слушал длинные гудки, держа в другой руке пистолет. Телефон не отвечал. Мужчина начал немного нервничать, Наташа видела. И это придало ей сил. Наконец трубку сняли и Альгерис медленно и четко заговорил:

- Турецкий, слушай внимательно. Наталья Николаевна Денисова у меня. В заложницах. Мои условия: ты немедленно связываешься с Москвой и даешь команду освободить Тамару Кантурия из СИЗО под подписку о невыезде. Я получаю подтверждение по своим каналам. В этом случае докторицу отпускаю. В противном сам понимаешь. Времени я тебе даю до двенадцати часов дня. В двенадцать, если Тамара не выйдет, я ликвидирую Наталью Николаеву.

На другом конце провода повисла тишина.

- Смакаускас, это ты? хрипло спросил наконец Турецкий.

- Я, ответил Альгерис. А я, как ты знаешь, шутить не люблю. А теперь тебе твоя птичка пропоет, чтобы ты не сомневался.

Альгерис подошел к Наташе, сунул ей к уху трубку, приставив к другому виску пистолет. Изо всех сил стараясь не обращать внимания на холод металла у своего виска, Наташа отчетливо произнесла:

- Я у этой бешеной собаки…

Тут же голова ее дернулась в сторону от сильного удара пистолетом в висок.

- Шутница, однако, девушка твоя, злобно проговорил Альгерис в трубку. Пусть отдохнет пока. А ты запиши номер моего пейджера. Альгерис продиктовал. Все, время пошло. Он дал отбой.

В семь тридцать утра в кабинете прокурора города сидели Турецкий, Гоголев, сам Маркашин, еще несколько человек из Питерского ГУВД и угрозыска. Перед ними бухенвальдским набатом отбивали минуты большие напольные часы. Шел мозговой штурм. То есть каждый говорил все, что приходило в голову. Из общего потока соображений должен был выстроиться ход предстоящей операции.

- Немедленно звоним Меркулову, говорил Маркашин. Пусть начинает процедуру.

- Это все надо затягивать как можно дольше, вступил Гоголев. Как только Кантурию освободят, он убьет заложницу. Это понятно.

- Тем не менее надо, чтобы была видимость действия. Надо позвонить ее родственникам, потребовать денежный залог. Заплаченные деньги вселяют уверенность.

- Город следует разбить на сектора.

- Это не реально. Мы не отыщем ее до двенадцати это все равно что искать иголку в сене.

- Значит, надо освобождать Кантурию.

- Как только он узнает, что она вышла…

И так далее. Александр молчал, сжав руками виски. Он снова по отдельным словам вспоминал разговор с Альгерисом. Вот он взял трубку и услышал голос Смакаускаса. Голос звучит гулко. Видимо, это пустое помещение. Потом Альгерис протягивает трубку Наташе, и Александр слышит звук металла. Сначала как бы перезвон. Это наручник. Потом звук металла о металл. Значит, Наташа задела наручником что-то металлическое. Видимо, трубу. К чему легче приковать? Но ведь это может быть и комната. Нет, голос Альгериса глухой, словно из подземелья. Подземелье! Подвал. Он держит ее в каком-то подвале. Но где? Потом звонкий от напряжения Наташин голос. "Я у этой бешеной собаки". Почему-то она сделала ударение не на последнем слове. Она явно выделила голосом слово "этой".

Какой "этой"? Почему она именно так сказала? Она хотела ему что-то сообщить, дать понять, где она. Не зря же она сказала такие грубые слова. И тут же получила удар. Он слышал звук этого удара, слышал, как клацнули ее зубы. Она знала, что ее накажут за эти слова, но сказала их. Значит, он должен знать, где эта собака. Где зарыта собака ни к селу ни к городу лезли в голову посторонние мысли. Ему мешал этот звук удара и лязг Наташиных зубов. Он словно видел эту картину: Альгерис ударяет ее пистолетом (он видел, что это именно пистолет), голова Наташи откидывается в сторону, она теряет сознание. Он видел это и не мог сосредоточиться. Не мог понять, что за собаку она имела в виду.

Приемный покой… Он расположен за административным корпусом. Когда они с Наташей шли к кафе, он видел, как машина "скорой помощи" заезжала за главный корпус. Они вошли в него, в главный корпус. Внизу висело панно. Гобелен. Луи Пастер, мальчик, бешеная собака.

- Она на территории больницы, тихо сказал Турецкий. И в комнате сразу стало тихо так он это сказал.

На пейджер поступила информация. Альгериса просили позвонить. Он набрал указанный номер.

В трубке послышался голос Турецкого:

- Альгерис, мы начали процедуру. Я созвонился с замгенпрокурора. С Меркуловым. Дело Тамары на контроле у Генерального прокурора. Ты должен понимать, что за три-четыре часа такой вопрос не решить. Генеральный сейчас в пути на работу. Первый визит к нему депутатов Думы. С депутатским запросом. Отменить его нельзя…