нас боится. Опасается, что технологически мы превзойдем ее солдат. Если она с легкостью может с нами разделаться, то почему до сих пор не сделала этого?

– Для создания портала нужны особые условия, – ответил Энтроун. – Даже для нее. Его нельзя открыть где угодно и когда угодно. – Он оглянулся через плечо. – Нам дали строго ограниченный срок.

Ржавь. Комната позади него… там и открывался портал? Мараси ожидала увидеть реальные врата или что-то вроде того, но светился сам пол. Ржавь… возможно, большой особняк понадобился Энтроуну не из гордыни. Это было нужно, чтобы спрятать портал, чем бы он ни был.

– Место… – сказал он, отворачиваясь, – думаю, его неспроста выбрали здесь, среди скопления металлорожденных. Также нам передали светящуюся субстанцию, обладающую особой силой. Это часть ключа.

– Но…

– Констебль, вы последователь Выжившего? – спросил Гейв.

– Да, – ответила Мараси.

– Тогда вам известна главная заповедь, – он поднял голову и посмотрел ей в глаза, – которой нас учат с детства.

– Выживайте, – прошептала она.

Энтроун кивнул.

– Но не таким образом, – возразила Мараси. – Не за счет других. Кельсер не сдался без боя. Он не подчинялся любым приказам Вседержителя. Он научил нас выживать, несмотря на препятствия, а не прогибаться под их гнетом ради пары лишних минут жизни.

– Толкуйте как хотите, констебль. – Энтроун утер пот со лба. – Я считаю, что эта армия вторгнется сюда, даже если Тельсин удастся ее затея… чтобы «приглядывать» за нами в новом мире, где все мы будем служить Автономии.

– Это оправдание, – парировала Мараси. – Хуже того, трусость. Энтроун, вы мэр города. У вас долг перед жителями.

– Вы что, правда такая идеалистка? – Он со смехом поднялся.

Мараси покраснела.

Правда ли это?

Правда. Она была идеалисткой и гордилась этим.

«Нужно как-то закрыть портал», – подумала она, приглядываясь к сияющей комнате сквозь пузырь замедленного времени. Свет был белым с перламутровым отблеском. Как чистая Инвеститура из сосудов Луносвет. Пол убрали и сделали своего рода бассейн, заполненный светящейся субстанцией.

– Сосредоточение силы в одной точке… – произнесла она.

Аллик всегда утверждал, что нельзя хранить в одном месте большое количество гармониума, иначе «случится невероятное, ага?». Он не знал, что именно. Но Мараси готова была поклясться, что заметила искажение воздуха в той комнате. Жидкость каким-то образом питала портал.

Энтроун подошел к едва заметной границе замедляющего пузыря. Пузырь был меньше тех, что создавала Мараси, ближе к уэйновским. Энтроун посмотрел на попавшегося охранника и сокрушенно покачал головой.

– Насколько я помню, вы такая же, как он, – сказал лорд-мэр, обходя пузырь сбоку. – Пульсар, создающий пузыри замедленного времени.

Мараси не ответила. Энтроун двинулся в сторону, к стене, отделявшей радиоцентр от кухни, и скрылся из вида. Пузырь занимал почти всю комнату, но по углам оставались незатронутые участки. Вскоре Энтроун снова заговорил.

– Констебль, вы когда-нибудь стыдились этой бесполезной способности? Мне известно, что ваш отец стыдится вашей сестры. Но, по крайней мере, ее он признал.

Энтроун был хорошо осведомлен. Несколько лет назад такая шпилька наверняка задела бы Мараси, но теперь она понимала, для чего он это говорит. Чтобы вывести ее из равновесия. Она сосредоточилась на сияющем бассейне. По поверхности прошла рябь. Был ли другой путь в…

В этот миг Энтроун пробил стену, невзирая на замедленный пузырь. Ржавь! Он казался таким утомленным, что Мараси не чувствовала угрозы. А теперь он пробил деревянные доски, как тонкие тростинки.

Мараси выстрелила ему в грудь, но раны мгновенно затянулись. Быстрее, чем у Уэйна. Энтроун мрачно ухмыльнулся.

Мараси выпустила в него всю обойму, но лишь изрешетила костюм. Энтроун схватил ее за блузку и поднял. Оказавшись с ним лицом к лицу, Мараси заметила, как по плечам лорд-мэра скатывается гипсовая пыль. Не в силах вырваться, Мараси ударила его рукоятью пистолета в висок. Энтроун лишь снова ухмыльнулся. Все, что ей удалось, – сбить с него шляпу.

– Маленькая мерзавка, – процедил он. – Я теперь бог. Что ты можешь мне противопоставить? Жалкую алломантию? Смехотворный пистолетик? Тебе со мной не совладать.

Он развернулся и вышвырнул ее в окно, в главную пещеру.

Было больно. Резкая ослепляющая боль пронзила все тело. Она порезалась стеклом, а при падении ударилась головой и плечом. Прокатившись по земле, она остановилась и обмякла. Сквозь слезы, сквозь боль увидела, как смутная фигура Энтроуна выбирается из окна следом за ней.

– Армия уже на подходе, – произнес он спокойнее, приближаясь. Его дорогой костюм измялся. – Я представлял себе, что стану владыкой нового мира. Но полагаю… полагаю… чтобы выжить, придется довольствоваться малым.

Он потянулся к ней. Мараси попыталась отстраниться, заметив другие фигуры, появившиеся из-за особняка. Армаль с друзьями последовали за ней?

Мараси надеялась, что они услышат признания Энтроуна по радио. Но может быть, если они находились достаточно близко, то услышали его последнюю речь…

«Пожалуйста, – подумала она, – пожалуйста, хоть бы они ее услышали».

Гейв Энтроун наклонился над ней.

– Вы правы насчет моих способностей, – закашлявшись, сказала Мараси. – Я нашла им применение. Но не в них моя главная сила. Вовсе не в них.

Он схватил ее.

– Моя сила, – прошептала Мараси, – никогда не была в алломантии. Ржавь… я еще в детстве это усвоила. Она и не в оружии, и не в удостоверении констебля.

«Пожалуйста…»

Энтроун поднял ее, и раздался отчетливый звон. Лорд-мэр обернулся и увидел Армаль. Звякнул сосуд, который она уронила. Некогда полный света. Теперь – пустой.

Замена металлу, как говорила Луносвет. Только в разы сильнее.

– Энтроун, я констебль, – прошептала Мараси. – Моя сила даже не во мне. Она – в людях.

Поджигатель, наделенный силой тысячи алломантов, нанес сокрушительный удар по их эмоциям.

60

Мараси накрыла волна стыда.

Искусство поджигателей заключалось в том, чтобы выбрать эмоцию и внушить ее человеку. Но для алломантов, управляющих эмоциями, гораздо проще посылать их не на конкретную цель, а в ее направлении.

Судя по тому, как пошатнулся Энтроун, эмоция крепко ударила его, но при этом задела и Мараси, наполнив ее чувством собственной бесполезности. Она вдруг резко осознала свою беспомощность и незначительность. В душе пробудились воспоминания: мгновения, когда она допускала ошибки, когда не добивалась успеха. Случалось ли ей сделать хоть что-нибудь без ошибок? Была ли от нее хоть когда-нибудь польза?

На протяжении всего детства отец прятал Мараси, потому что стыдился ее. В юности она мечтательно зачитывалась легендами и повела себя как последняя дура, когда в ее жизни появилась настоящая живая легенда. Пусть романтические чувства к Ваксу давно остыли, ей по-прежнему было крайне стыдно из-за того, как она заигрывала с ним – и всегда получала отказ.

Она ахнула и, поникнув, упала на колени.