Далята глядел не отрываясь, как в светлой речной воде душа его струится на серый камень – твердь племени Хотимирова, частицу того Белого Камня, что лежит в основании земного мира. Задерживается в углублениях, будто жертвенная кровь, стекает по шероховатым бокам и пропадает в земле.

– Отойди-ка, – Яра тронула его за плечо.

Повинуясь ее знаку, он шагнул в сторону и вздрогнул: из-под камня показалась тускло-черная змея. Видимо, вода ее потревожила и погнала из убежища. Но пальцы Яры крепче сжали его плечо, и он остался неподвижен. Змея проскользила вдоль камня и скрылась в щели с другой стороны.

– Услышали нас! – выдохнула Яра.

Далята сглотнул: в образе змеи сам Велес явился им двоим, давая знак, что принял обращение. Теперь он, Далемир, Величаров сын – тоже Хотимиров внук.

– Покорми их, – Яра подала ему кринку и небольшую желтую чашу из корня клена.

Далята взял чашу, поставил наземь у камня и налил туда молока из кринки.

– Придите, чуры рода Хотимирова, – хрипло позвал он, чувствуя себя так, будто произносит первые в жизни слова. – Примите дар мой… и меня самого возьмите в чада свои.

Яра кивнула, Далята попятился.

– Теперь ничего не бойся и ни о чем не тревожься, – Яра успокаивающе провела рукой по его плечу. – Теперь вся сила рода нашего с тобой, и прочие тебе не соперники. А когда все свершится, тебе дадут другое имя – наше, родовое.

Далята подавил вздох сожаления. Расставаться со своим именем – единственным, что удалось унести из родного дома, – было жаль. Но она права. Возродившись в другом роду, он должен принять другое имя. И уже в новом обличье сделать все, что позволит новая сила, для счастья-доли прежней своей родины.

– Теперь иди, – велела Яра. – И молчи, даже ближникам своим тайны нашей не открывай.

Далята кивнул. Он и сам не стал бы рассказывать – пережитое здесь принадлежало только ему. И еще Яре – его почти что новой матери и будущей жене. Только в сказаниях мудрая дева могла соединять в одних руках мощь той и другой.

– А мы… до Перунова дня и не увидимся? – спросил он.

– Захочешь меня повидать – приходи сюда в любой день, – Яра улыбнулась. – Перед Перуновым днем непременно приходи. Научу тебя, как оплошки не совершить.

Далята вежливо поклонился ей, будто складывая к ее ногам свое почтение и благодарность. И они не могли бы быть сильнее, окажись эти девичьи ножки обуты в багрянец и золото, как у самой царицы греческой.

Пока он шел через поляну к началу тропы, Яра стояла на месте, неподвижная и белая, как рушники вокруг – молчаливые свидетели их таинства. Готовясь шагнуть под сосны, Далята в последний раз оглянулся на Перунов камень. Холодело сердце при мысли: вот-вот змей Хотимировичей вновь выйдет на свет и станет пить из кленовой чаши его, Даляты, душу.

* * *

– Какого пса голову вы мне привезли?

Благожит произносил каждое слово таким ломким голосом, что казалось, сами слова эти с трудом держатся на дрожащих ногах. Коловей и его отроки стояли перед ним, изумленные, растерянные, не способные поверить своим ушам и не находящие слов для ответа.

Три дня прошло с тех пор, как Далята побывал у Перунова камня. На четвертый в Хотимирль вернулся Требогость, Ходунов сын, с четырьмя отроками, которых Благожит посылал гонцами в Плеснеск с приглашением для женихов. Послал не напрасно: с собой они привезли самого Чудислава, одного из знатнейших бояр земли бужанской. С ним был его сын Неговит, приятного вида отрок пятнадцати лет.

– А еще познатнее жениха ожидай к Перунову дню, – добавил Чудислав, пока Благожит и Карислава благосклонно улыбались отроку. – Вслед за нами будет к тебе Святослав, молодой князь киевский, с матерью своей Ольгой, сродниками и дружиной. Он отрок неженатый, тоже хочет счастья попытать.

– Кто?

Благожит услышал знакомые имена – немало он думал об этих людях в последние месяцы, – но смысл сказанного до него не дошел. Для него просто не нашлось места в голове.

– Святослав киевский, князь молодой, с матерью и сродниками, – повторил Чудислав. – Приедет к тебе к Перунову дню, тоже свататься к твоей дочери желает. Я к тебе послом от них и от Етона, господина моего. Етон – сват Святославов, да по старости лет своих и телесной немощи сам прибыть не может. И вот какую речь он тебе послал: были нелады меж тобой и Святославом, да коли породнитесь вы, то и станете жить единым родом. А он, как руси киевской друг и союзник, желает всем сердцем, чтобы был меж вами мир.

– Про что ты говоришь? – недоуменно хмурясь, промолвил Благожит.

Он был растерян и почти разгневан. Чудислава он знал давно и никак не ждал, что этот почтенный, родовитый человек поедет из Плеснеска, чтобы шутить с ним, князем, такие глупые и оскорбительные шутки!

Чудислав вопросительно взглянул на княгиню и на родичей Благожита, сидящих с хозяйской стороны стола перед чуровым очагом. Словно спрашивая: князюшка глуховат или головой скорбен? Ведь два раза ему, как дитю малому, растолковал.

– Ты ведь посылал гонцов, что, дескать, желаешь дочь отдать и зовешь женихов за нее состязаться?

– Посылал.

– Ну так вот: Святослав киевский на зов твой откликнулся. Уж ему знатности рода не занимать.

– Святослав мертв, – ответил не менее изумленный Гордина. – Уж месяца два как.

– Из Нави он, что ли, свататься придет? – с беспокойством хмыкнул Родим.

– А я его десять дней назад живым видел! – улыбнулся Чудислав.

– Где?

– Да на Горыни, – боярин махнул рукой в сторону реки. – У Горынца, городка нашего близ Плеснеска. Перед Купалиями приехали они все – Святослав, мать его Ольга и сродники – в Плеснеск, к Етону. До того уведомил нас Людомир волынский, будто убит Святослав лихими людьми на волоке, да только то неправда оказалась. Жив он и невредим. И я своими глазами его видел, и князь мой Етон, и все мужи плеснецкие.

– Можешь поклясться?

– Пусть земля кости мои не примет, коли лгу! – Чудислав поклонился Благожитовым чурам, призывая их в послухи.

Хотимиричи помолчали, изумленные не менее, как если бы прямо в обчине вдруг грянул гром небесный. Как заподозрить во лжи такого почтенного человека и не поверить его клятве. Но и поверить в то, что он сказал, было тоже невозможно.

– Зачем русы в Плеснеск приезжали? – спросил Обаюн.

– Етона проведать. У нас договор с Киевом: если у Етона сыновей не будет, после него земля бужанская Святославу киевскому отходит. Вот кияне и тревожились, как бы князь наш не захворал от огорчения, коли дойдет до него вздорный слух, будто Святослав убит.

– А точно ли он? – Обаюн наконец нашел лазейку.

– Мать сама его привезла! – Чудислав развел руками. – Чтобы мать, перед всем честным людом, вместо сына родного другого кого показала – не стерпит такое земля. Да и кияне его знают, их не обманешь.