после очередного страстного акта любви. Девушка, не чинясь, подняла подарок и низко поклонилась.

Через две недели после ухода из Славгорода, Лида даже впервые прочувствовала, что значит быть женщиной власть имущего мужчины, пусть даже и не женой. К ней, к которой в первый день относились пренебрежительно, пришли два воеводы князя и просили Лиду повлиять на Олега не идти самому на пристань Киева, не подвергать опасности ни себя, ни княжича.

Тогда Лида растерялась, она очень хотела помочь воеводам, упрочив таким образом свой статус в глазах этих сподвижников Олега. Однако, не сделала этого, и такое решение так же стало правильным, пусть и не осознанным поступком. Князь знал о разговоре своих воевод с Лидой и ждал, что та попытается влиять на княжеские решения. Олег даже хотел, чтобы та, с которой ему очень хорошо, оступилась, сделала ошибку и тогда дева познает гнев княжеский. Но… Лида, подарив снова очередную «дозу наркотика любви», только говорила приятные и ласковые слова. На вопрос же, что она думает о плане захвата Киева, и знает ли о нем, девушка спокойно ответила:

— Твои вои шумны в речах своих. Так, ведаю я, по правде глаголишь, князь. Не роду Дир и Аскольд княжего, токмо ты и Игорь, князи и каганы Киева, — ответила тогда Лида.

Олег задумался о словах девушки, ему льстило, что она сравнила шурина Рюрика с хазарским каганом, которому варяги некогда и сами клялись в подданстве. Да и то, что Лида с полной уверенностью называет Олега княжьего рода, так же было важным. Он-то всего-то дядька для Игоря, мать которого была сестрой Олега. Князь понимал, что его власть держится на силе, но не на законе. И тут Лида говорит о «правде» — законе. Так может изменить эту правду, не сейчас, а когда заставит все племена вокруг дать платить и даст бой хазарам?

Возле Киева основное войско Олега остановилось и вперед вышли четыре ладьи. Неприметные, без резных морд дракона, полные какими-то грузами и ящиками. Вот только одетые в богатые одежды люди на этих кораблях были сплошь поджарые и с воинственными лицами, противоречащими тем образам торговцев, что они отыгрывали. Эти ладьи и пошли вперед с большим отрывом от других. Уже у города часть воинов Олега сошли на берег, намереваясь притаиться у Киева, и при необходимости взять город в осаду, если хитрость не сработает. Другие же корабли, числом два десятка шли следом за пятью ладьями, отставая и захватывая все суденышки, что попадались по дороге, чтобы как можно меньше сведений попало в город. Были и те из воинов, кто уже проник в Киев и уже два дня ведет себя как купцы или отряды варягов, которые ищут выгодный контракт для найма.

Олег, одетый, как торговец, талантливо играя немощного, опираясь на палку и постоянно крехтя, подошел к носовой части ладьи, когда та швартовалась у одного из причалов. Незамедлительно к новым кораблям, в сопровождении десятка воинов, подошел служка-мытник, стребовав налог, для чего тому было необходимо знать о количестве товара, как и его ассортименте.

— Время течет, а люди не меняются, — очень тихо проговорила Лида, когда увидела, как Олег, еще более усердно отыгрывая щедрого торговца, дает пять дирхем и стеклянную бусину таможеннику.

— Гостье есмы, идем в Грекы от Олга и от Игоря княжича. Да придета Аскольд и Дир к роду свому, к нам. Хвор я, невмочно идти, — громко провозгласил Олег и дал еще пять серебрушек таможеннику.

Потом из ладьи, на которой и произносил свои слова Олег, что после могут попасть и на страницы летописей, выкатили две больших бочек с медом и одну с пивом. Олег предложил всем людям на пристани угоститься хмельным напитком в ожидании Дира и Аскольда. Между тем, среди публики у реки были и люди князя, которые подогревали интерес к происходящему, обвиняя нынешних хозяев Киева, что те не чтут свой род, не спешат к родичу, который такой щедрый и может быть еще щедрее. Подымался гвалт и все чаще слышались недовольные крики в отношении киевских правителей, что те игнорируют таких замечательных родичей, и все более радостные, когда с ладьи выкатывали очередную бочку с хмельным.

Проигнорировать шум, как будто у реки идет бой, Аскольд не мог и был бы уже на пристани, но Дир, будучи сильно набожным, молился в церкви вместе с епископом Лаврентием, присланным недавно патриархом Константинопольским Фотием. Аскольд так же крестился, но не был сильно уж ретивым в новой вере, как и воины его дружины, совершившие обряд крещения, прежде всего, чтобы удачно торговать с греками, ну и за те дары, что постоянно присылал патриарх. Фотий уже считал, что языческий Киев под божьим благословением и под волей императора и Фотия, как его верноподданнического наставника.

Дир же не столько молился, а больше торговался с отцом Антонием, сколько вина, масла и тканей пришлет патриарх в следующий раз, как к нему подбежал Блудка — десятник из дружины, который уже давно был в роли толи порученца, толи денщика или адъютанта.

— Яко смел ты, зде, у церквы базланить, — обвинил Дир своего посыльного, что тот осмелился кричать в церкви.

— Гости глаголят, князь, тя, бают родичи твои, — поведал в подобострастном поклоне Блудка о том, что Дира требуют купцы.

— Беремя сие градом правити, — пожаловался Дир стоящему в безмолвии отцу Антонию на бремя правления Киевом.

Когда уже спешным шагом Дир направлялся к воротам, ведущим из города к пристани, увидел Аскольда. Соправитель, а некогда подельник и соратник в предательстве заветов и указаний Рюрика, был озабочен. Лицо Аскольда выглядело уставшим и тревожным.

— Яко с буявы придяха, — отреагировал Дир на угрюмость соправителя, смыслом «краше в гроб кладут».

— Тати главтують шляхи у Киева, дружина ушла изловити. У Киеве ратных велми мало, — сказал Аскольд, больше занимающийся военным делом, чем его соправитель.

Один из бывших доверенных лиц Рюрика сообщал своему товарищу, что на дорогах у Киева появились разбойники, и Аскольду пришлось отравить большую часть дружины, чтобы изловить банды и наказать. Дело это было вполне в рамках событий вокруг большого города. После неудачного похода на Византию, Аскольд и Дир как будто заперлись за городскими стенами и только и делали, что собирали таможенные сборы, да удачно торговали, частью откупаясь от хазар, а частью находясь под защитой эллинов, с которыми каганат ходил в союзниках против арабов.

— Вкускую томишься, — ответил Дир, что Аскольд зря волнуется.

В сопровождении небольшой группы из двух десятков телохранителей, правители Киева вышли на пристань, ориентируясь