Даже близкие к нему люди не знали: принял ли он уже заранее решение и заместителей собирал всего лишь для проформы? Или же, наоборот, собирался целиком довериться мнению коллег? Но ритуалу этому он придавал большое значение. А, может быть, это и не ритуал вовсе. Совета он спрашивал всегда, и выслушивал внимательно. И только в самый крайний момент, если на него кто-то крепко жал, он мог сказать:

– Ну, разрешите мне быть директором!

Мягко так… «Разрешите»…

Он звонил своим коллегам – например, заместителям, начальникам департаментов:

– Добрый день. Это Примаков.

Всегда представлялся. Как будто его по голосу не узнали бы. Потом спрашивал:

– У вас минуточка есть? Вы не очень заняты?

А ведь большинство руководителей считает: если я звоню, то надо все бросить. Какие уж там дела, если директор звонит! У Примакова не так. Он воспитанный человек.

Он сразу показал, что считается с ветеранами службы. Они в Ясенево уже не работают, свободны от воинской дисциплины и могут резко высказываться – кто в силу возраста, кто в силу того, что не сложилась карьера. Но Примаков не считал, что раз в ассоциации ветеранов собрались люди вчерашнего дня, так и нечего с ними разговаривать, время тратить.

Он собрал бывших руководителей разведки, заместителей, бывших начальников крупных подразделений, говорил с ними, что-то объяснял, совета спрашивал. Может быть, и это ритуал. Но в службе оценили, что он считал это необходимым. Евгений Максимович создал Совет ветеранов Службы внешней разведки и поставил во главе Александра Титовича Голубева, который был начальником разведки в КГБ РСФСР и получил погоны генерал-лейтенанта.

В Ясенево есть несколько залов для собраний – зал на сто мест, зал на триста мест и зал на восемьсот. В зале на восемьсот человек в прежние времена устраивались партийные конференции. В перестроечные времена там стали собирать разведчиков послушать приезжавших в Ясенево депутатов – необычная для офицеров была форма общения.

И вот на каком-то общем для разведки мероприятии в зале на восемьсот человек Примаков произнес речь, которая согрела сердце коллектива. Он говорил: наши с вами заботы, наши задачи, в нашей среде, надо действовать нашими специфическими средствами… Когда он применительно к какому– то решению правительства сказал: «в нашей среде это могло бы найти поддержку», зал зааплодировал. Примакова уже считали своим.

Но в том, что Примаков справится с должностью начальника разведки, президента Ельцина пришлось убеждать дважды. В первый раз, когда Примакова назначали. Тогда сумел настоять на своем Вадим Бакатин, да и мнение Горбачева еще что-то значило. Во второй раз, в конце 1991 года судьба Примакова была в руках его многоопытных подчиненных.

Если бы устроенное Ельциным обсуждение личности начальника разведки происходило в советские времена – ясно, ему бы пропели аллилуйю! Но в тот момент открытости и гласности все понимали, что можно говорить все, что угодно, и это будет прекрасно воспринято Российским президентом.

В революционные периоды всегда звучит команда: «Огонь по штабам!» Желание подчиненных избавиться от косного и реакционного начальника было бы воспринято на «ура». Тем более Ельцин дал понять, что у него есть другие кандидатуры. И он вполне был способен сразу же с треском снять директора, которым недовольны. Так что этот день вполне мог стать последним днем работы Примакова в разведке.

Первым выступил заместитель директора Вячеслав Иванович Гургенов. Он встал и сказал прекрасные слова о Примакове. Они были хорошо знакомы, Гургенов ездил вместе с Примаковым в Ирак во время первой войны в Персидском заливе. Тогдашний первый заместитель начальника разведки Вадим Алексеевич Кирпиченко, ныне тоже уже покойный, произнес большую и аргументированную речь в пользу Примакова. Кирпиченко знал Примакова еще по Институту востоковедения, где они вместе учились.

Потом точно так же говорили и другие. Выступило примерно двенадцать-пятнадцать человек. Все единодушно поддержали Примакова.

Борис Ельцин, уловив настроения, охотно присоединился к общему хору.

– Да, и у меня такое же отношение к Евгению Максимовичу… Мне советовали… его заменить, но я не буду этого делать. Он меня никогда не подводил… Даже в те тяжкие времена… времена опалы он был одним из немногих людей, кто мог мне руку протянуть, поздороваться, улыбнуться и поговорить… Я такие вещи не забываю, – многозначительно заключил президент.

Борис Ельцин прямо там же, на глазах всего руководства разведки подписал заранее, разумеется, заготовленный указ N 316 о назначении Примакова. Была тогда у Ельцина такая манера – «вот я сейчас на ваших глазах подписываю указ».

Ельцин поздравил Примакова и встал. Все понимали, что в президентской папке были и другие проекты указа… Провожая президента, Евгений Максимович сказал:

– Вы сняли огромный груз с моих плеч, назначив меня через такую процедуру.

Примаков умеет быть очень сдержанным, поэтому никакого напряжения – «сейчас моя судьба решается» – или, напротив, ликования – смотри-ка: «все говорят, что я самый достойный» – он не выразил. Но это был один из приятнейших дней в его жизни, потому что впервые была у него возможность посмотреть, как к нему относятся люди в разведке. А ведь он сделал в разведке только первые шаги. Он себя еще ничем особо не показал. Путь к полному признанию был долгим.

Евгений Примаков остался в разведке и проработал там еще четыре года – до назначения министром иностранных дел.

Конечно, и до появления в Ясенево Евгений Примаков имел некоторое представление о работе разведки, но достаточно смутное. Что представляет собой разведывательная служба в реальности, он узнал только после того, как появился в Ясенево в роли хозяина.

Советская разведка действовала, как сверхмощный пылесос: вместе с действительно важной информацией она вбирала и кучу никому не нужной шелухи. Скажем, даже в Зимбабве или Сьерра-Леоне крали какие-то военные документы, вербовали местных чиновников. Но стоило ли тратить на это деньги и силы?

Главный вопрос, поставленный перед Примаковым, стоял так: а что именно нужно? В какой именно информации нуждается государство?

Евгений Примаков примерно представлял себе, что должна давать разведка. Она должна перестать растрачивать силы и средства. Разведку должно интересовать только то, что имеет значение для России. Теперь ему предстояло убедить в своей правоте аппарат службы.

В целом разведка нуждалась в сокращении, и оно происходило. Сократить предстояло примерно тридцать-сорок процентов. В 1992 году разведчики паковали чемоданы и с болью в сердце покидали посольские здания, над которыми развивался еще непривычный трехцветный флаг. Примаков, возглавив Службу внешней разведки, принужден был отозвать домой офицеров, чьи должности подлежали сокращению. Возвращались в Москву люди из торговых представительств, из бюро «Аэрофлота», корреспонденты газет и журналов, а также сотрудники некоторых контор, часть которых и была создана в свое время для того, чтобы отправлять разведчиков за границу под легальным прикрытием.