– Ты уверен, что зарядил ту пленку, какую надо?

– Да, сэр. Фотографии будут отличные.

Рено наступил ботинком на что-то тяжелое и слегка податливое и чуть было не упал лицом в снег и грязь. Он придавил ногой это нечто, чтобы встать более устойчиво.

– Что это, черт побери? – спросил он сердито.

– Сэр, – раздался голос из темноты, – это один из наших раненых. Когда мы садились, иранцы…

– Убери его отсюда к чертовой матери, – резко прервал его Рено. – А ты, – сказал он фотографу, – не снимай больше, пока не уберут всех раненых и убитых. Понял?

– Да, сэр.

Летчики из эскадрильи Рено срочно убирали тела своих погибших товарищей, чтобы расчистить место, а в это время фотограф налаживал работающую на батареях вспышку. Через несколько минут можно было опять начать съемку.

Рено гордо стоял в центре освещенного пространства, самодовольно направив автомат на группу иранских солдат и офицеров, поднявших руки вверх, словно пытаясь поймать ладонями падающий снег.

Рено подумал, что в такой день отлично быть американцем.

Капитан южноафриканских ВВС Андреас Зидерберг был в плохом настроении. Его эскадрилья глубокого прорыва принимала участие только в наступательных операциях, а сейчас, хотя ему и обещали «выполнение сверхсложного задания», он вел свой самолет против груды ржавого металла.

– У старика Нобуру зуд, – сказал ему начальник, – а мы должны чесать ему спину.

В омском промышленном районе не было даже секретных военных объектов. Но раз японцам так хочется, он это сделает. Зидерберг любил летать и любил воевать, но ему уже начал надоедать деспотизм японцев. Сейчас на базе вспыхнула новая эпидемия болезни Рансимана, и возможности эскадрильи могли быть гораздо эффективнее использованы для передислокации сил на другую, незараженную территорию. Вместо этого они теряли время и бомбили большие груды утиля, разбивая их на более мелкие куски.

Зидерберг невольно улыбнулся. Он представил себе какого-нибудь старого педика на ночной вахте на базе в Омске в момент начала сильных взрывов. Проснись, Иван – казак на дворе.

Зидерберг жалел русских, хотя они и испохабили свою страну. Он чувствовал бы себя лучше, если бы воевал на их стороне, против этих желтокожих иранцев. Тем не менее, когда тебе платят, ты делаешь то, что тебе говорят.

У японцев слабые нервы. Все идет хорошо, а они хотят сравнять Омск с землей, разрушить его до основания. Зачем такая спешка? Глядя на фотографии, сделанные сверху, Зидерберг думал, что если бы они проявили терпение, все бы развалилось само по себе.

Вдруг самолет сильно тряхнуло, и от этого к горлу подступила тошнота.

– Извините, сэр, – сказал второй пилот. – Мы входим в район пересеченной местности. Мерзкая пустыня. Я могу взять вверх, если хотите. На двести метров выше будет лучше.

– Нет, следуй рельефу местности. Будем считать, что это тренировочный полет.

Зидерберг быстро взглянул на четкое изображение на экране монитора, желая проанализировать компьютерное изображение местности. Бесплодная, совершенно никчемная земля.

Второй пилот посмотрел на него.

– По сравнению с этим зрелищем пустыня Калахари выглядит как сады Эдема, – сказал он.

Зидерберг вдруг подумал, что солдатам все равно, на какой земле воевать.

– На севере что-то похожее на южноафриканский вельд, сэр, – сказал второй пилот.

В наушниках неожиданно послышался взволнованный и энергичный голос штурмана:

– Я потерял связь со Старшей Сестрой. Думаю, нам ставят помехи.

– О чем ты говоришь? – требовательно спросил Зидерберг. Он быстро проверил линию связи. Сплошной треск.

– Есть ли какие-нибудь самолеты противника по курсу нашего полета?

– Ничего, – ответил стрелок. – Похоже, что путь свободен.

«Это, наверное, эти чертовы иранцы», – решил Зидерберг. Беспорядочные помехи продолжались.

– Будьте начеку, – приказал он командирам восьми других самолетов эскадрильи. – Сократите число передач. Двигайтесь прямо к району цели. В случае потери связи каждый самолет отвечает за выполнение своего плана атаки.

Все самолеты подтвердили получение приказа. Слышимость была очень плохой, хотя в их распоряжении было лучшее из имевшегося у японцев оборудования связи и они летели очень близко друг к другу. Сигнал едва проходил. О связи же со штабом не могло быть и речи. Постановщики помех, кому бы они ни принадлежали, были достаточно мощными.

Зидерберг совершенно проснулся, несмотря на тяжесть предрассветных часов. Помехи заставили его сосредоточиться. Бортовая система квалифицировала помехи как широкополосные, а не направленные только на их самолеты. Но лучше было перестраховаться.

Задание становилось более интересным, чем он предполагал.

– Давай предпримем все возможные меры радиопротиводействия, – сказал он второму пилоту. – Я хочу изолировать район цели, как только мы войдем в зону действия постановщиков помех, а затем произведем другой расчет дальности цели. Проверь, есть ли помехи на цифровой линии спутниковой связи.

Второй пилот предпочел визуальную проверку результатов определения координат района цели вблизи горизонта, полученных путем триангуляции засечек с японских разведывательных спутников. Частотные каналы попрежнему превосходно действовали, ясно показывая, что вражеские передатчики помех в первую очередь были нацелены на радиоэлектронные средства наземных войск.

На первый взгляд изображение промышленного объекта казалось таким же скучным и неинтересным, как вчера вечером, когда Зидерберг составлял план операции: склады, подходы к ним, заводы, брошенные пустые цистерны из-под горючего.

– Подожди, – сказал Зидерберг. Он нажал на кнопку, чтобы остановить движущееся изображение. Он сидел, подняв голову вверх, как будто бы увидел отличную пернатую дичь.

– Что за чертовщина?

Он пристально смотрел на изображение транспортного вертолета, возникшего на экране, стараясь определить его тип. Было очевидно, что самолет был не советского производства. Он был уверен, что раньше видел такой тип машины в каком-то журнале или на лекции по новой технике, но он не мог вспомнить ее названия.

– Видел ты когда-нибудь их раньше? – спросил он второго пилота.

– Нет, сэр. Мне кажется, я таких раньше не видел.

– Она одна?

– Я вижу только одну.

– Черт возьми, в чем дело? – Он чуть было не пропустил эту машину. Она была тщательно закрыта маскировочной сеткой, напоминающей паутину, которая автоматически выдвигалась из скрытых отсеков в верхней части фюзеляжа.

Такая сетка впервые была использована американцами.

– Боже всемогущий, – сказал тихо Зидерберг. – Это американцы, чтоб им пусто было.