участвовали в литургии и получали оплату даже если литургия по вине священника не состоялась.

К этому времени в богатых городских домах появились домовые церкви, несколько уменьшавшие количество прихожан в приходских храмах. Примерно с того же времени началось некоторое пренебрежение горожан официальным богослужением.

Через триста лет после митрополита Фотия, писавшего о том, что псковичи начали «водружать» где-то (очевидно, вдали от епархиальных властей) особые алтари и жертвенники без ведома епископа (1427 г.), Иван Посошков писал в 1723 г. о вере и посадском населении Новгорода почти так же, как писалось в стригольнические времена:

«В духовном чине, аще будут люди неученые и в писании неискусные и веры христианские всесовершенного основания неведующии и воли божией неразумеющии, к тому же аще будут пьяницы и иного всякаго безъумия и безъчинства наполнены, то благочестивая наша христианская вера вся исказится и весьма испразднится и вместо древняго единогласнаго благочестия вси разъидутся в разногласныя расколы и во иные еретические веры.

От презвитерского небрежения уже много нашего российского народа в погибельные ереси уклонились. В Великом Новеграде так было до нынешняго 723 года в церквах пусто, что и в недельный день человек двух-трех настоящих прихожан не обреталося. А ныне архиерейским указом, слава богу, мало-мало починают ходить ко святей церкви. Где бывало человека по два-три в церкви, а ныне и десятка по два-три бывает по воскресным дням, а в большия праздники бывает и больше, и то страха ради, а не ради истиннаго обращения»[401].

Таково было давнее традиционное умонастроение посада. В стригольническом движении произошел некоторый перелом во время управления епархией (и отчасти всей Новгородской республикой) архиепископом Алексеем. Суммируя все его действия за 30 лет владычества, мы видим, что он не преследовал стригольников (расправа с Карпом и Никитой в 1375 г. не может быть инкриминирована ему), содействовал им и, по всей вероятности, выгораживал их во время вызовов его в Москву. О симпатии Алексея к вольнодумцам говорит уже одно то, что когда в его епархию приезжали то от патриарха, то от московского митрополита «судить» стригольников, читать им поучения, Алексей вместе со всеми выслушивал обвинителей как бы со скамьи подсудимых.

Организация Успенской церкви в 1363 г. как исповедальной с ее уникальной «протестантской» живописью в выбеленном храме указывает на определенное соглашение, на достижение «единства веры» на основе взаимных уступок: владыка разрешает каяться в грехах у покаянных крестов и предоставляет храм в монастыре для причастия «оглашенных». Стригольники со своей стороны допускают возможность контроля над людским составом причащающихся «дароимцев» и, очевидно, принимают причастие из рук священника в храме, подобном Волотовской Успенской церкви с ее росписью, открывающейся сценой винопития верующих «ищущих ума».

После Куликовской битвы, глубоко и надолго изменившей многое в русском самосознании, произошло какое-то изменение и во взаимоотношениях стригольников и новгородской церкви. Москва посылает учителей-прокуроров, а архиепископ стремится к автокефалии и явно мирволит стригольникам и идет на сближение с ними.

На поучение Стефана Пермского 1386 г. (точнее, в великий пост 1387 г.) Алексей ответил великолепной росписью Волотовского храма с ее гимном Премудрости и книжности, с ее высоким гуманистическим взлетом и расчетом на квалифицированного зрителя.

Роспись завершалась, как отмечают искусствоведы, уже после смерти Алексея, что и позволило дать большую фреску над южным выходом: два архиепископа по сторонам трона богоматери — гонитель стригольников Моисей и покровитель этих вольнодумцев — Алексей. Это, возможно, символ какого-то конкордата, временного примирения (вероятнее всего, 1363–1390 гг.) официальной церкви (Моисей) и «ищущих ума» вольнодумцев (Алексей); оба владыки изображены с нимбами, как святые.

После поучения Стефана ровно на 30 лет исторические источники о стригольниках замолкают, и вновь появляются лишь в 1416 г., при Фотии. Этот митрополит-грек получил огромное количество доносов из Пскова и, плохо зная русскую действительность, со слов тех, которые «пишут ми», нагромоздил очень много обвинений на стригольников, принимать которые всерьез не стоит. Единственное, что бесспорно, — это тревога митрополита по поводу постройки кем-то большого количества новых церквей вне поля зрения епископов.

Новая ситуация объясняется просто: когда митрополитом всея Руси стал энергичный, хитроумный и бесцеремонный Киприан и приехал в Новгород, то новгородцы, слушая его проповедь в Софийском соборе, заткнули уши и не подошли под благословение. Киприан, по-видимому, мстил новгородцам и, по всей вероятности, разогнал всех, за кем числились те или иные вины. Вольнодумцам, пренебрегшим святительским благословением, пришлось покинуть град (этим прозил еще Стефан) и водружать новые жертвенники где-то в других, новых местах. Как бывалый и много испытавший деятель, Киприан, очевидно, не захотел оставлять следов своей мести людям новгородской епархии, чем и объясняется длительное молчание источников. Новый митрополит, Фотий, получил множество донесений о том, что стригольники «ударились в беги» и что повсюду воздвигаются новые храмы.

Расцвет городского вольнодумства, охвативший в Новгороде и Пскове вторую и третью четверти XIV столетия, вел общество к более высокому уровню понимания своих задач, к отказу от примитивного начетничества, к очищению своего человеческого достоинства от бытовых недостатков и пороков. Вольнодумцы-стригольники проповедовали разумное отношение к авторитетам и горячо и убедительно отстаивали главное достоинство средневекового религиозного человека — его исконное, неотъемлемое право обращения к своему богу. Бог мыслился не столько как ветхозаветный Яхве, жестокий, мстительный и непредсказуемый, но преимущественно как новоявленный сын божий — искупитель грехов спаситель Иисус Христос. В живописи он стал на центральное место, а отец оказался одесную его; в литературных произведениях, как и в живописи, главными, понятными и ясными персонажами стали Иисус Христос и богородица; слово «господь» почти во всех случаях обозначает не Яхве, а Христа. Стригольники отвоевывали свое право обращаться непосредственно к нему, к создателю новой гуманной веры, заинтересованной в каждом человеке.

Божество, установившее на место сурового «закона» гуманную «благодать», именуемое в христианской богословской литературе Логосом-Мудростью («Словом»), — вот предмет поклонения новых людей развитого средневековья, заботившихся о сохранении человеческого достоинства. Стригольники или, точнее, та передовая, наиболее культурная часть русского городского посада XIII–XIV вв., которая призывала к Разуму, пропагандировала книжность, установила культ Премудрости и подавала пример «чистого жития», — эта часть русских людей средневековья заслуживает уважения и изучения на более широком материале, чем только одни поучения ее оппонентов.

Примечания

1

ПСРЛ, ч. IV. Новгородская 4-я летопись, с. 69, 1375 г.

2

ПСРЛ, т. IV. Новгородская 4-я летопись, с. 72. Академический список. В других списках содержится, на мой взгляд, ошибочное и недостаточно грамотное чтение: «… и третьее его человека». См. примеч. под буквой И, с.