Он до сих пор был в пальто и шляпе – оставалось лишь откланяться и уйти, что он и сделал. Изора вздохнула с облегчением. Женевьева присела на краешек кровати, взяла ее руки и легонько сжала.

– Почему ты хотела умереть? Никогда не забуду ужасное зрелище – ты с петлей на шее! Благодарение господу, что вовремя одумалась! Это вселяет надежду. Но если бы не инспектор Девер – все было бы кончено, я не успела бы сбегать за помощью.

– Может, и так. Повезло еще, что я сообразила просунуть пальцы под веревку. Извини, из-за меня придется чинить дверь. Женевьева, в отличие от остальных, ты имеешь право знать правду. Тома приходил. Он отрекся от меня – сказал, что больше я ему не друг и не названная сестренка. Я больше ничего для него не значу. Это было жестоко: он кричал, что никогда не простит. Я что угодно могла стерпеть, но только не его холодность!

– Тома Маро? Я не знала, что вы так крепко дружили. Почему он рассердился? Чего он не простит?

– Его жена Йоланта очень ревнует и вечно ко мне придирается. Мы с ней поссорились, и она стала жаловаться на боли в животе. Кажется, она может потерять ребенка.

– Она беременна? Так вот почему они с Тома спешно поженились, – ахнула Женевьева. – Изора, какие глупости! Неужели из-за чьей-то жены ты решила умереть?

За душещипательными разговорами молодая женщина так и не нашла возможности передать Изоре просьбу инспектора Девера. Кроме того, ей показалось, что сейчас лучше не упоминать ни Станисласа Амброжи, ни его пистолет.

– Я же малахольная, родители сто раз говорили!

Растроганная Женевьева ласково обняла девушку.

– Самое главное, что ты жива, и в этом доме тебе ничего не угрожает. На улице – снег, а мы с тобой – в тепле. Посижу с тобой сколько захочешь. Я уверена: никогда нельзя опускать руки, и отказываться от любви – тоже. Впереди весь вечер, так что еще успеем рассказать друг другу все секреты. А сейчас я приготовлю что-нибудь вкусненькое на ужин, откроем бутылку сидра. У меня даже есть пирожные – макаруны. Мадам Обиньяк часто угощает меня сладостями – конфетами, печеньем. Страшно подумать, что мы могли найти тебя уже мертвой! Какой ужас! Не могу забыть. Если бы ты знала, как я испугалась! И надо же было тебе найти веревку, которой я по весне подвязываю ветки жимолости и виноградную лозу!

– Делая скользящую петлю, я по-настоящему хотела умереть. Была уверена, что никто за мной не заплачет.

– Вот уж неправда! Как ты могла такое подумать! Твой брат очень страдал бы – он тебя любит. Я видела, как он целовал твою ракушку, которую я ему передала. А твой жених Жером? А я – будущая невестка? Уже немало! И потом, мать тебя все-таки по-своему любит, и даже отец – я уверена.

– Ну конечно! Это о нем сложили поговорку: «Бьет – значит любит!» – ухмыльнулась девушка.

– Кто знает, может, в поговорке есть своя мудрость.

Женевьева поцеловала Изору в лоб и в обе щеки. Та мягко высвободилась:

– Мы с Жеромом передумали устраивать помолвку, и так даже лучше. Я согласилась с ним встречаться только для того, чтобы сбежать от отца.

– Ты, наверное, предпочла бы Тома? – спросила проницательная Женевьева.

– Наверное, но только потому, что он – мой единственный друг, старший брат, защитник, а не почему-то там еще, – солгала Изора.

– Совсем как ребенок. Ты еще встретишь мужчину, достойного твоей любви. А пока поживешь в этом скромном домике. Интуиция мне подсказывает: мадам Обиньяк обязательно тебя возьмет. Смею также предположить, что ты уже имеешь одного поклонника – я говорю о некоем Жюстене Девере, который вздыхает по твоим синим глазам и готов подолгу стоять на холоде у твоей двери! Если бы он не задержался, то не прибежал бы сразу, как только я закричала.

– Правда?

– Конечно!

Сложно было сдержаться, глядя на комичную гримаску Женевьевы – Изора заливисто засмеялась, отчего порозовели ее щеки, еще хранящие следы пощечин.

Феморо, дом Даниэль Букар, утром четверг 9 декабря 1920 г.

Жюстен Девер испытующе сверлил взглядом Даниэль Букар. Под этим взглядом она чувствовала себя дискомфортно, но заговаривать первой не спешила. Она открыла инспектору дверь, будучи в домашнем халате и тапочках.

– Простите, господин инспектор, но сегодня четверг, и дочки не в школе. Мы встали позже обычного.

Полицейский недовольно покосился на девочек, сидящих возле дровяной печки с ломтями хлеба, намазанными сливочным маслом. Серое жилище, расположенное в самом старом квартале поселка, показалось ему темным и тесным.

– Я бы не хотел, мадам, чтобы при нашем разговоре присутствовали дети, – заявил он официальным тоном.

– Девочки, ступайте в спальню и поиграйте в куклы, – обратилась к дочерям Даниэль Букар. – Маме нужно поговорить с этим господином.

Прикрыв за детьми дверь, она с тревогой уставилась на инспектора.

– Так значит, убийца – Амброжи? Вчера у меня была Северина Мартино – жена Тап-Дюра. Радовалась, что поймали, наконец, преступника. Да и для меня облегчение. Говорила же я Альфреду, чтобы держался от поляков подальше!

– А как насчет фермеров? Особенно одного…

– Что вы такое говорите? Мы не имеем дел с фермерами.

– Мадам Букар, вы ничего не забыли рассказать о прошлом вашего супруга, якобы совершенно безупречном? Не могу же я прибегать к пыткам, чтобы вытрясти из местных жителей нужные сведения! Имена Бастьен и Люсьена Мийе ничего вам не говорят?

Женщина залилась краской и опустила голову. Ее плечи нервно дернулись.

– Вдова Виктор просила попридержать язык, – призналась она.

– Надо же! – иронично заметил Девер. – Значит, вы знали о проделках дорогого Альфреда? Вам известно, что в молодости он собирался жениться на Люсьене Мийе, но вы предпочли об этом умолчать. Почему?

– А зачем ворошить прошлое? Дело давнее. Я и без того настрадалась, что мужа считали бабником. С интрижки с Люсьеной, если верить вдове Виктор, все и началось. Уже после свадьбы Альфред рассказал – правда, не вдаваясь в подробности, – что у него была невеста, горничная из шато, но даже имени ее не называл. Да будет вам известно, Мийе давно бегает к Марселине, так что она в курсе дела.

Борясь с раздражением, полицейский присел на стул.

– Мадам, вы отдаете себе отчет, что, если бы вы сообщили об этом с самого начала, Мийе попал бы под подозрение независимо от того, есть у него алиби или нет? Тем более что оно обеспечено любовницей – человеком заинтересованным. Я просил помочь полиции, и мне показалось, что во время второго визита вы согласились, что убийца должен быть пойман.

– Но это не мог быть Мийе! – досадливо поморщилась вдова бригадира. – Я точно знаю. Зачем наводить на него подозрения?

– Откуда такая уверенность, мадам?

– Марселина Виктор так сказала! По субботам она приносит мне яйца. На следующий день после убийства, когда я рыдала над телом моего Альфреда, она вызвала меня на разговор. Все беспокоилась, что теперь в Феморо приедет полиция. Убеждала, что не следует болтать о прошлом мужа, особенно об истории с Люсьеной, потому что флики могут заподозрить Мийе. Это она называла вас фликами, не я… Еще она поклялась здоровьем сына, который сейчас в колониях, что Бастьен Мийе был с ней, в ее постели, когда Альфреда застрелили.