И второе ваше возражение содержит справедливый вопрос, но идет по ложному пути. Разумеется, переход объект либидо в Я не является непосредственно патогенным; ведь мы знаем, что он предпринимается каждый раз перед отходом ко сну, чтобы проделать обратный путь при пробуждении. Мельчайшее животное, состоящее из протоплазмы, втягивает свои отростки, чтобы снова выпустить их при следующем поводе. Но совсем другое дело, если какой то определенный очень энергичный процесс вынуждает отнять либидо у объекта. Тогда ставшее нарцисстическим либидо может не найти обратного пути к объектам, и это нарушение подвижности либидо становится, конечно, патогенным. Кажется, что скопление нарцисстического либидо сверх определенной меры нельзя вынести. Мы можем себе также представить, что именно поэтому дело дошло до привязанности к объектам, что Я должно было отдать свое либидо, чтобы не заболеть от его скопления. Если бы в наши планы входило подробное изучение Dementia praecox, я бы вам показал, что процесс, отделяющий либидо от объектов и преграждающий ему обратный путь, близок к процессу вытеснения и должен рассматриваться как дополнение к нему. Но прежде всего вы почувствовали бы знакомую почву под ногами, узнав, что условия этого процесса почти идентичны — насколько мы пока знаем — условиям вытеснения. Конфликт, по видимому, тот же самый и разыгрывается между теми же силами. А если исход иной, чем, например, при истерии, то причина может быть только в различии предрасположения. Развитие либидо у этих больных имеет слабое место в другой своей фазе; столь важная фиксация, которая пролагает, как вы помните, путь к образованию симптомов, находится где то в другом месте, вероятно, на стадии примитивного нарциссизма, к которому в своем конечном итоге возвращается Dementia praecox. Весьма достойно внимания то, что для всех нарцисстических неврозов мы должны предположить фиксацию либидо на гораздо более ранних фразах, чем при истерии или неврозе навязчивых состояний. Но вы слышали, что понятия, выработанные нами при изучении неврозов перенесения, оказались достаточными и для ориентации в гораздо более тяжелых в практическом отношении нарцисстических неврозах. Черты сходства идут очень далеко; в сущности, это та же область явлений. Но вы можете себе также представить, каким безнадежным кажется объяснение этих заболеваний, относящихся уже к психиатрии, тому, у кого для решения этой задачи недостает аналитического представления о неврозах перенесения.

Картина симптомов Dementia praecox, впрочем очень изменчивая, определяется не исключительно симптомами, возникающими вследствие оттеснения либидо от объектов и его скопления в виде нарцисстического либидо в Я. Большое место занимают другие феномены, которые сводятся к стремлению либидо вновь вернуться к объектам, т. е. соответствуют попытке восстановления или выздоровления. Эти шумливые симптомы даже больше бросаются в глаза; они обнаруживают несомненное сходство с симптомами истерии или — реже — невроза навязчивых состояний, но отличаются от них во всех отношениях. Кажется, что либидо при Dementia praecox в своем стремлении снова вернуться к объектам, т. е. к представлениям объектов, действительно что то улавливает от них, но как бы только их тени, я имею в виду относящиеся к ним словесные представления. Здесь я больше не могу говорить об этом, но полагаю, что такое поведение стремящегося обратно либидо позволяет нам понять, что действительно составляет различие между сознательным и бессознательным представлением.

Я ввел вас в область, где следует ожидать новых успехов аналитической работы. С тех пор как мы решились пользоваться понятием Я либидо, нам стали доступны нарцисстические неврозы; возникла задача найти динамическое объяснение этих заболеваний и одновременно пополнить наше знание душевной жизни пониманием Я. Психология Я, к которой мы стремимся, должна основываться не на данных наших самонаблюдений, а, как и в случае либидо, на анализе нарушений и распадов Я. Вероятно, когда будет проделана эта большая работа, мы будем невысокого мнения о нашем нынешнем знании о судьбах либидо, почерпнутом из изучения неврозов перенесения. Но ведь мы еще и не продвинулись в ней далеко. Нарцисстические неврозы едва ли проницаемы для той техники, которой мы пользовались при изучении неврозов перенесения. Вы скоро узнаете почему. Здесь у нас всегда происходит так, что после короткого продвижения вперед мы оказываемся перед стеной, заставляющей нас остановиться. Вам известно, что и при неврозах перенесения мы наталкивались на подобные препятствия, но нам удавалось устранять их по частям. При нарцисстических неврозах сопротивление непреодолимо; в лучшем случае мы можем лишь бросить любопытный взгляд за стену, чтобы подглядеть, что происходит по ту ее сторону. Наши технические методы должны быть, таким образом, заменены другими; мы еще не знаем, удастся ли нам такая замена. Но и эти больные дают достаточно материала для нас. Они много говорят о себе, хотя и не отвечают на наши вопросы, и пока мы вынуждены толковать эти высказывания с помощью представлений, приобретенных благодаря изучению симптомов неврозов перенесения. Сходство достаточно велико, чтобы обеспечить нам начальный успех. Вопрос, насколько достаточной будет эта техника, остается открытым.

Возникают и другие затруднения, мешающие нашему продвижению вперед. Нарцисстические заболевания и примыкающие к ним психозы могут быть разгаданы только теми наблюдателями, которые прошли школу аналитического изучения неврозов перенесения. Но наши психиатры не изучают психоанализ, а мы, психоаналитики, слишком мало наблюдаем психиатрических случаев. Должно еще подрасти поколение психиатров, прошедших школу психоанализа как подготовительной науки. Начало этому положено в настоящее время в Америке, где очень многие ведущие психиатры читают студентам лекции о психоаналитическом учении, а владельцы лечебных учреждений и директора психиатрических больниц стремятся вести наблюдения за своими больными в духе этого учения. Да и нам удалось здесь несколько раз заглянуть за нарцисстическую стену, и в дальнейшем я хочу рассказать вам кое что из того, что нам, кажется, удалось подсмотреть.

Форма заболевания паранойей, хроническим систематическим умопомешательством, при попытках классификации в современной психиатрии не занимает определенного места. Между тем ее близкое сходство с Dementia praecox не подлежит никакому сомнению. Однажды я позволил себе предложить объединить паранойю и Dementia praecox под общим названием парафрения. По их содержанию формы паранойи описываются как бред величия, бред преследования, любовный бред (эротомания), бред ревности и т. д. От психиатрии попыток объяснения мы не ждем. В качестве образца таковой, хотя и устаревшего и не совсем полноценного примера, приведу вам попытку вывести один симптом из другого посредством интеллектуальной рационализации: больной, который по первичной склонности считает, что его преследуют, должен делать из этого преследования вывод, что он представляет из себя особенно важную личность и поэтому у него развивается бред величия. Для нашей аналитической точки зрения бред величия является непосредственным следствием возвеличивания Я из за отнятия либидозных привязанностей у объектов, вторичным нарциссизмом как возвращением к первоначальному нарциссизму раннего детства. Но на [материале] случаев бреда преследования мы сделали некоторые наблюдения, которые заставили нас пойти по определенному пути. Сначала нам бросилось в глаза, что в преобладающем большинстве случаев преследователь был того же пола, что и преследуемый. Этому еще можно было дать невинное объяснение, но в некоторых хорошо изученных случаях явно обнаружилось, что лицо того же пола, наиболее любимое в обычное время, с момента заболевания превратилось в преследователя. Дальнейшее развитие возможно благодаря тому, что любимое лицо заменяется другим по известному сходству, например, отец учителем, начальником. Из таких примеров, число которых все увеличивается, мы пришли к выводу, что Paranoia persecutoria[104]— это форма, в которой индивид защищается от гомосексуального чувства, ставшего слишком сильным. Превращение нежности в ненависть, которая, как известно, может стать серьезной угрозой для жизни любимого и ненавистного объекта, соответствует превращению либидозных импульсов в страх, являющийся постоянным результатом процесса вытеснения. Вот, например, последний случай моих наблюдений такого рода. Одного молодого врача пришлось выслать из его родного города, потому что он угрожал жизни сына профессора из того же города, бывшего до того его лучшим другом. Этому прежнему другу он приписывал поистине дьявольские намерения и демоническое могущество. Он был виновником всех несчастий, постигших за последние годы семью больного, всех семейных и социальных неудач. Но мало того, злой друг и его отец, профессор, вызвали войну и привели в страну русских. За это он тысячу раз должен был бы поплатиться жизнью, и наш больной был убежден, что со смертью преступника наступил бы конец всем несчастьям. И все таки его прежняя нежность к нему была настолько сильна, что парализовала его руку, когда ему однажды представился случай подстрелить врага на самом близком расстоянии. В коротких беседах, которые были у меня с больным, выяснилось, что дружеские отношения между обоими начались давно, в гимназические годы. По меньшей мере один раз были перейдены границы дружбы; проведенная вместе ночь была поводом для полного сексуального сношения. К женщинам наш пациент никогда не испытывал тех чувств, которые соответствовали его возрасту и его привлекательности. Один раз он был обручен с красивой и знатной девушкой, но та расстроила помолвку, так как не встретила нежности со стороны своего жениха. Годы спустя его болезнь разразилась как раз в тот момент, когда ему в первый раз удалось полностью удовлетворить женщину. Когда эта женщина с благодарностью и в самозабвении обняла его, он вдруг почувствовал загадочную боль, которая прошла как острый надрез вокруг крышки черепа. Позднее он истолковал это ощущение так, будто ему сделали надрез, которым открывают мозг при вскрытии, а так как его друг стал патологоанатомом, то постепенно он открыл, что только тот мог подослать ему эту женщину для искушения. С тех пор у него открылись глаза и на другие преследования, жертвой которых он стал благодаря действиям бывшего друга.