— Ладно, пойдем на палубу. Ох, и надоела мне бомбейская тюрьма! Никогда не думал, что в наше время еще могут существовать такие учреждения. Грязь, вонь, камеры сырые, надзиратели — взяточники. Ваша «Бога Род» после этой тюрьмы кажется раем.

— Да уж свинарник, — согласился Мерфи. — Куда только администрация смотрит?

Они вышли на палубу.

— Снимите наручники.

Мерфи обиженно засопел. Опять старая история. Неужели Лонг не понимает, что он и так делает для него больше того, что может? Если узнает начальство, его строго накажут. Недолго лишиться места.

— Сниму в море, — проворчал он, присаживаясь на кнехт.

Алек не настаивал. Он облокотился на фальшборт и с наслаждением вдыхал знакомые портовые запахи. Пахло копрой, джутом, апельсинами, застоявшейся водой, ладаном. Черное небо сливалось с океаном. Он шумел, невидимый, где-то рядом. Темными, расплывчатыми громадами впереди и позади стояли суда. Наступила полночь. Грузчики ушли. Порт опустел. На пароходах остановили динамо-машины. Желтыми, дрожащими огоньками светились керосиновые штаговые фонари. Только лайнер, стоящий на отдаленном пассажирском причале и готовящийся к отходу, празднично сиял, весь залитый светом.

Вдалеке через равные промежутки времени вспыхивали буи — красные, зеленые, белые. Входной маяк бросал в океан мощный белый луч. Он то исчезал, то снова появлялся. Казалось, что огромная птица машет крылом.

Было тихо. Замолкли обычные звуки порта — гудение кранов, тарахтение лебедок, гортанные выкрики кули. Порт спал. Алек задумался. Вот и прошла половина жизни, но чего он достиг? Не была ли напрасной его борьба, принесла ли она хоть какую-нибудь пользу делу, которому он служил? Принесла. Иначе он бы жить не смог. Он боролся, что-то делал для других, для того, чтобы люди жили на земле лучше, он что-то оставил будущему. Разве для этого не стоило жить? Разве не для этого жили все его товарищи? Даже если ему придется расстаться с жизнью, он будет знать, за что он отдал ее… Но прочь мрачные мысли. Потерять жизнь нехитро, надо постараться ее сохранить. Они еще будут вместе с Айной, встретятся с друзьями, еще увидят счастливых людей…

Вспомнились брисбенские митинги, выступления, стачки, Сидней и мэр города, победы и поражения, крепнущая сила рабочих. Нет, стоило так жить! И только так.

Минута слабости прошла. Он уже был полон надежд, веры в свою судьбу и силу. Все должно быть хорошо, каким бы мрачным ни казалось будущее. Алек швырнул окурок за борт. Мерфи дремал на кнехте.

— Ну что, Мерфи, пойдем спать? Поздно. Теперь мне будет веселее с вами. Живем в одной каюте. Вот только храпите вы здорово.

Мерфи поднялся:

— Пойдемте. А то, что храплю, тут уж я не виноват. У нас в семье храп передается по наследству. Дед храпел, отец и вот теперь я. Придется вам терпеть, Лонг.

— Буду, если вы останетесь прежним добрым Мерфи и не будете меня очень притеснять. Что же все-таки с моей женой?

— Вот уж не стоит беспокоиться. Она произвела на меня впечатление напористой женщины. Наверное, купила билет на какой-нибудь пароход, следующий за нами. Другого предположить нельзя.

— Наверное, так, — согласился Алек. — Может быть, и так…

6

В каюту постучали. Айна поморщилась. Опять этот Мюджиб. В течение двух суток, которые она провела на «Энвер Паше», штурман по нескольку раз в день приходил к ней в каюту. То принесет фрукты, то вино и сладости. Сидит от вахты до вахты, развлекает глупейшими, пошлыми разговорами. Его ухаживания уже становятся слишком откровенными, назойливыми. Вчера он даже осмелился обнять Айну, положил руку на колено, пытался поцеловать. Она резко сказала ему несколько отрезвляющих слов и просила прекратить его посещения. Он обещал, и вот опять…

— Войдите, — нехотя отозвалась Айна и встала.

В каюту просунулась голова Мюджиба.

— Простите меня, миссис Айна, за то, что я нарушил свое обещание, но океан так бесподобно красив, сегодня такой удивительный закат, что я не простил бы себе, если вы этого не увидите. Пойдемте на палубу.

Айна облегченно вздохнула. Все-таки это лучше, чем сидеть с ним в каюте. Она накинула на плечи пальто и вышла к ожидавшему ее в коридоре штурману. Они поднялись по трапу.

Солнце садилось. Осталась лишь огненно-красная горбушка. Все на горизонте окрасилось в пурпурные тона, переходящие выше в оранжевые. Небосвод, залитый причудливым сиреневым мягким светом, был прекрасен, как театральная декорация. Потом небо стало менять свои краски, и сиреневый цвет уступил прозрачно-зеленому. Потом вдруг потемнело. Океан стал опалово-лиловым, зеленый небосвод темно-зеленым, от солнца осталась одна горячая точка, но вот и она исчезла, в последний раз блеснув красным лучом. Тучи, громоздящиеся на западе, стали совсем черными, с отчетливыми, резко очерченными краями. Они казались сказочными чудовищами, гигантскими рыбами, крылатыми драконами. Быстро темнело, как будто в театре постепенно гасили люстры. Еще недолго менялись краски, потом наступили спокойные, короткие сумерки.

Айна молчала, завороженная удивительной красотой природы. Молчал и Мюджиб.

— Невероятно, правда? — спросил он, когда Айна очнулась от оцепенения. — Не зря я вытащил вас на палубу. Надо было прийти сюда немного раньше. А теперь пойдем посидим в лонгшезах на ботдеке. Воздух чист, как кристалл.

Они уселись на два заранее приготовленных кресла за трубой. Разговор не клеился. Обычно болтливый, Мюджиб молчал, нежно поглядывал на Айну.

— Ангел пролетел, — сказал Мюджиб. — Знаете, миссис Айна, вы нарушили мой покой. До тех пор, пока вас не было на судне, я жил, как полагается старшему помощнику капитана, обремененному судовыми делами. Теперь я все время думаю о вас, жду встречи с вами… И на вахте и в каюте все мысли только о вас… — Он придвинул свое кресло поближе к ней.

«Это становится несносным и утомительным. Пора открыть ему все, чтобы положить конец его намерениям», — подумала Айна и сказала:

— Я очень польщена вниманием такого красивого моряка, как вы, Мюджиб, но выслушайте меня внимательно. Вы неплохой человек, Мюджиб, и, мне кажется, настоящий мужчина, поэтому вам я могу открыться…

Мюджиб самодовольно улыбнулся, наклонил голову, всем своим видом показывая, что согласен с оценкой, данной ему Айной. Она продолжала:

— Я не та, за кого вы меня принимаете. Не скучающая барынька-путешественница, с которой можно приятно провести время в течение скучного плавания. Ведь вы принимали меня именно за такую?

— Что вы, миссис Айна!

— Ну, слушайте, слушайте. Во-первых, я не англичанка, а русская. Во-вторых, я жена русского социалиста, большевика. Вы слышали о таких? Он арестован австралийскими властями, и его под конвоем сейчас переправляют в Турцию для того, чтобы выдать генералу Деникину. Его