На следующее утро солдаты пришли к сожженному дому, чтобы забрать тело старика как доказательство того, что они уничтожили группу «бандитов». Внутри дома они увидели труп подростка, сгоревшего заживо. Не желая забирать сгоревшие тела, они вместо этого украли свинью и двух овец, принадлежавших этой семье, и вернулись назад.

Есть, разумеется, множество примеров того, как повстанцев сжигали живьем, когда они отказывались сдаться. Беспорядочный террор побуждал людей присоединяться к сопротивлению из отвращения к тому, что они были вынуждены видеть своими глазами, и из страха перед тем, что сами могут стать очередными жертвами войск госбезопасности. Он также усиливал решимость повстанцев к борьбе. Советская доктрина выступала за более целенаправленную форму террора, обращенного исключительно на тех, чье участие в сопротивлении можно было доказать, остальным гарантировала относительную безопасность, пока они держатся подальше от повстанцев. Однако официальную политику никогда не проводили в жизнь должным образом, и местным офицерам-садистам часто годами удавалось периодически совершать акции устрашения и выходить сухими из воды.

В ходе такой войны советские методы борьбы с повстанцами стали гораздо более изощренными. В 1946 г. организовывались целые банды лжеповстанцев, якобы из других регионов, которые должны были способствовать поимке настоящих бунтовщиков. Договорившись о встрече с настоящими повстанцами, убивали их всех вместе с любыми свидетелями. Они также убивали и грабили гражданских лиц от имени повстанцев, тем самым создавая всему движению дурную славу.

Наряду с организацией отрядов псевдоповстанцев, Советы развивали методы внедрения своих агентов в настоящие повстанческие ячейки. Иногда ими были коммунисты или прибалтийские экспаты (люди, добровольно покинувшие родину и длительно жившие за границей. – Пер.), жившие в Советском Союзе во время войны, но гораздо чаще Советы пытались завербовать бывших бойцов сопротивления выступать против своих бывших товарищей. Обширное поле для вербовки предоставили амнистии 1945 и 1946 гг. Согласно их условиям, повстанцы освобождались от преследований по суду, если соглашались отречься от прошлого и сдать по крайней мере одну единицу оружия. Однако на практике аппарат госбезопасности угрожал этим людям депортацией до тех пор, пока они не соглашались предоставлять разведывательные данные о своих товарищах и даже снова вступать в повстанческие отряды в качестве агентов НКВД. Оказавшись перед таким выбором, большинство из них соглашались работать на органы безопасности, но лишь на словах. Некоторые, впрочем, поддавались давлению и предавали своих бывших друзей.

Возможно, самым большим успехом советских агентов стало проникновение в центральный орган, руководивший литовским сопротивлением. Весной 1945 г. служба безопасности завербовала врача по имени Юозас Маркулис, который стал одним из их самых ценных агентов. За последовавшие месяцы Маркулис сумел убедить повстанцев в том, что он возглавляет группу подпольщиков, и ему доверились настолько, что, когда повстанцы попытались создать новую, более крупную подпольную организацию – Всеобщее демократическое движение сопротивления (Bendras democratinis pasipriesinimo sajudis, или BDPS), он был избран одним из ее руководителей. Полиция получила некоторую возможность контролировать этот комитет через Маркулиса, который использовал свое положение, чтобы подстрекать повстанцев демобилизоваться и сложить оружие. Пообещав сделать людям фальшивые документы, он сумел заполучить списки повстанцев с фотографиями. Благодаря этому и другим действиям несколько местных руководителей были арестованы, убиты и – в одном из регионов на востоке страны – заменены одним из агентов Маркулиса.

К началу 1950-х гг. Советы сформировали особые группы, призванные находить и контролировать ячейки повстанцев в отдельных районах. Эти группы составляли целостную картину о повстанцах, за которыми они охотились, – имена и клички, поведение, способы маскировки и подачи сигналов, их сторонники и контакты в других отрядах, – прежде чем устранить их. По мере убывания числа повстанцев поддержка, оказываемая им населением, слабела. Движение сопротивления мало что могло сделать, защищаясь от таких групп. Один за другим остатки повстанческих отрядов выслеживались и уничтожались.

ПАРТИЗАНЫ ИЛИ «БАНДИТЫ»?

Рассказывая об эстонских партизанах, бывший премьер-министр Эстонии Март JIaap вспоминает историю Антса Кальюранда – легендарного героя сопротивления, известного как Анте Грозный. Согласно этой истории, Анте имел привычку объявлять о своем прибытии в какой-либо район по почте. В одном случае он уведомил управляющего рестораном в Пярну о том, что придет обедать в определенный день и определенное время и ожидает особенно вкусную еду. Управляющий немедленно уведомил об этом власти. В назначенный день отряды сотрудников НКВД в штатском окружили ресторан, готовые выскочить и схватить известного командира повстанцев. Но Анте одурачил их всех, приехав в русском автомобиле с номерами российской армии и в форме высокопоставленного советского офицера. Ничего не подозревавшие агенты НКВД не тронули его. Насладившись сытным ужином, Анте оставил щедрые чаевые и положил под свою тарелку записку, в которой написал: «Большое спасибо за обед. Анте Грозный». К тому моменту, когда сотрудники НКВД поняли, что произошло, он уже был далеко в угнанной русской машине.

Истории вроде этой указывают на одну из основных проблем, связанных с тем, что происходило во время повстанческой войны в Прибалтийских странах. Невероятно, чтобы какой-нибудь командир повстанческого отряда завел привычку объявлять о своем приезде незнакомым людям по почте или шел на риск просто ради обеда. И тем не менее подобные байки передаются из уст в уста. Литовский партизан Юозас Лукша видел значение такой мифологии в том, чтобы вдохновлять людей, признавая, однако, что большая ее часть – чепуха. «Люди сочувствовали повстанцам, – написал он в 1949 г., – поэтому рассказы об их героических подвигах часто были преувеличены до такой степени, что от правды оставался лишь скелет».

Принимая в расчет нынешнее сочувствие тем, кто тогда боролся против советских репрессий, легко попасть в ловушку поклонения героям. Велико искушение вообразить повстанцев этакими Робин Гудами, но большинству из них совершенно не подходил этот романтический образ. Они присоединялись к движению сопротивления не из храбрости, а во избежание ареста, депортации или призыва в Красную армию. Они оставались в лесах лишь до тех пор, пока преимущества такой жизни перевешивали риски: огромное количество повстанцев через два года вернулось к мирной жизни.

Правда, многие участвовали в сопротивлении из чувства патриотизма, хотя иные скрывались от советской власти просто потому, что так или иначе сотрудничали с немцами во время войны и хотели избежать наказания. Некоторые были серьезно замешаны в еврейских погромах и массовых казнях. Особенно отличалось украинское повстанческое движение, основанное на ярой расистской идеологии, да и в Прибалтийских государствах у некоторых повстанческих отрядов была темная история. Например, литовский полк «Железный волк» возник во время войны как фашистская организация. Расистская подоплека, лежавшая в основе этого подразделения, значительно ослабла к лету 1945 г., тем не менее антисемитские ноты по-прежнему звучали в рассказах его бойцов. Неудивительно, что некоторые люди на Западе с подозрением относились к их мотивам. В Великобритании, например, архиепископ Кентерберийский выступил с речью, в которой предположил, что прибалтийские повстанцы – это фашисты, депортация которых вполне оправданна. Его суждения, безусловно, ошибочны, однако в них достаточно правды, чтобы к этим людям прилипла грязь.