Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ласкового солнца тебе, Шандор.
— И тебе, Дим. Есть новости?
— Все готово и организовано. — Дим улыбнулся. — Где мои гарантии?
— Твои гарантии — слово офицера, — сказал полковник, пригладив ежик русых волос. — Ты знаешь: оно дороже золота.
— Посмотрим. — Дим потер широкие ладони, испачканные маслом.
— Ты возглавишь клан и будешь помнить, что обязан этим Омеге. В обиде не останется никто.
— Ага, — Дим потянулся, — кроме главы клана. А что, хватит ему золото ложкой черпать, пусть с другими поделится.
— Омега рассчитывает на тебя.
— Ладно, погнал я на сборы, надо вперед вас успеть! — Дим взобрался на сендер и рванул по засыпанной хламом улице, обдав Шандора пылью и дымом.
Потерев слезящиеся глаза, полковник зашагал обратно.
* * *
Из радиограммы:
Переговоры прошли успешно. Южное братство согласно сотрудничать на взаимовыгодных условиях. Глава клана будет на нашей стороне.
Ответ:
Оставайтесь на месте на случай беспорядков. Ждите распоряжений.
Оранжевый свет прожектора лился с дозорной вышки, вспарывая брюхо тьмы. Курганник остановил грузовик:
— Артур, глянь-ка, здесь живут!
— Как бы не пристрелили. — Артур поскреб щеку. — Решат еще, что омеговцы… И форма на мне. Надо кого-нибудь послать, чтобы договорился.
— Ты меня, Артурка, извини, я не пойду, — отказался коновал. — Пошли Маклая. Он совсем безбашенный, ему поверят.
Представить Маклая в роли переговорщика Артур не мог, как ни пытался. Нападет на него приступ молчаливости — и всё, и пристрелят охотника.
— А может, Паша? — предложил Артур.
— Паша они сразу прихлопнут, только он рот откроет. Сам его еле терплю. Щуплого нельзя — он хворает, укачало его. Клопа никто слушать не станет. Пронька у нас дурак, ты уж извини… Вот ведь команда подобралась! Остается Лука.
Артур задумчиво пошевелил челюстью. Лука после побега из гарнизона вел себя тише воды, ниже травы. Был он толст, если не сказать — жирен, щеки свисали чуть ли не до плеч, бегал с трудом, пузо колыхалось и сбивало с ритма… Но вроде бы соображал Лука неплохо. По крайней мере, сам себя считал очень умным.
Пришлось идти к остальным, в кузов. Безлунной ночью одинокий прожектор был виден издалека. Скрипнули дверные створки. Во мраке невозможно было разглядеть даже силуэты. И Артур заходить не стал, крикнул:
— Эй, Лука!
— Чего тебе?
— Лука, там деревня. Сходил бы, договорился, чтобы нас пустили.
— А почему я?
— Предлагаешь Паша послать? Ты же умный, Лука, тебе и идти.
В кузове завозились, заохали, застенали — это толстяк побрел к дверям. Вскоре Артур увидел его силуэт: жирдяй вразвалочку ковылял к вышке, вот он ступил на освещенную дорогу, подняв вверх руки, и заорал:
— Не стреляй! Мы с манисовой фермы Артура! Поговорить надо!
Выстрелов не последовало. Курганник высунулся из кабины, сложил руки на груди:
— Устал я, Артурка. Старый уже, видно.
Артур счел за лучшее не отвечать. К Луке вышел переговорщик. Толстяк жестикулировал, тело его колыхалось. За слепящим светом прожектора не видно было, велика ли деревня, Артур сомневался, что в ней бывал. Наконец ворота распахнулись, и Лука махнул рукой своим. Курганник завел грузовик и осторожно порулил вперед. Когда подъехали, Артур выглянул в окно:
— Ты их о моей форме предупредил?
— Ты заезжай, заезжай. Сейчас все поймешь, — уклончиво ответил Лука.
Переспрашивать Артур не стал. Деревня производила странное впечатление: вроде жилая, но слишком малолюдная. На площади перед воротами у костра сидели человек двадцать мужчин. Завидев грузовик, они вытаращились, потянули руки к оружию, лежащему рядом с каждым, — омеговскому оружию. Присмотревшись, Артур понял, что местные одеты в тренировочную форму наемников, как и его люди. Омеговских офицеров поблизости не наблюдалось. Значит, дезертиры.
Курганник спрыгнул на землю первым, Артур медлил. Ему думалось, что на черную форму с шевронами дезертиры отреагируют мгновенно.
— Здоро́во, мужики! — Курганник уже пожимал руки. — Сейчас главный наш вылезет. Вы только за оружие не хватайтесь, он сержантом был, в черном весь.
Артур зажмурился и распахнул дверь. У костра стало тихо. Потом старик, единственный в обычных для Пустоши замшевых штанах и просторной рубахе, тихо крякнув, проговорил:
— Давно служишь?
— Служил когда-то. Уволился, ферму отцовскую принял. Потом мобилизовали. Я своих увел и других тоже, но они по домам рванули.
— Дураки, — покачал головой старик.
— Дураки, — согласился Артур.
— Добро, парень. Ты к свету-то подойди, дай тебя рассмотреть.
Тихо лязгнуло в тени — кто-то взвел курок. Артур медленно и осторожно вошел в круг света. Старик поднялся навстречу, уставился на сержанта:
— Издалека, да? Не помню тебя. И об отце твоем Шакале, переговорщик сказал, не слышал.
— Издалека. С юга. В Москву идем. — Артур старался не делать резких движений.
— Я тебе верю, парень… Если бы Омега хотела — здесь бы уже танкер был, перестреляли бы нас, как ползунов. Только форма твоя, извини уж, до того отвратна — сразу со всех стволов палить хочется.
— Привыкнешь, — обиделся Артур. — А сам ты, дед, местный?
— Тутошний. Старостой был. Берендеем меня звать. Мужиков всех забрали, остались бабы с малолетками, да меня по древности не взяли — куда, сказали, развалину. А потом вот ребятки пришли кто откуда. Сидим мозгуем.
— Разрешишь с вами переночевать?
— Отчего не разрешить? Разрешу. Людям своим скажи оружие опустить, а то сопят громко, защитнички.
— Оружие положить! — не оборачиваясь, приказал Артур. — Здесь свои.
Дед Берендей удовлетворенно кивнул. Вновь прибывшие заняли места у костра. Еды у местных почти не осталось, но деревня все-таки выставила скудное угощение, и в котле над огнем булькала похлебка. Артур степенно, подстраиваясь под речь Берендея (остальные молчали), поведал о бегстве из гарнизона, решении домой не возвращаться, о людоедах и песчаной буре. Курганник развернул карту, но ни староста, ни другие прочесть ее не смогли, поверили на слово.
Никаких мыслей у костра не думали. Выпивали понемногу, травили байки. Артур чувствовал, как кто-то настороженный смотрит на него из тени, несколько раз оборачивался, замечал неподвижный силуэт. Но человек не подсаживался к огню, в разговор не включался, и, если бы не щелчок курка в начале беседы со старостой, Артур решил бы, что ему мерещится.