Привалов поставил карту – ее убили, вторую – тоже, третью – тоже. Отсчитав шестьсот рублей, он отошел в сторону. Иван Яковлич только теперь его заметил и поклонился с какой-то больной улыбкой; у него на лбу выступали капли крупного пота, но руки продолжали двигаться так же бесстрастно, точно карты сами собой падали на стол.

– Эк их взяло… точно замерли! – ворчал Nicolas Веревкин, пересаживаясь от игорного стола к закуске. – Папахен сегодня дьявольски режет…

К столу с винами подошел «московский барин»; он блуждающим взглядом посмотрел на Привалова и Веревкина, налил себе рюмку вина и, не выпив ее, пошатываясь вышел из комнаты.

– Этот совсем готов: finita la commedia[29], – объяснял Nicolas, кивая головой на закрывшуюся за московским барином портьеру.

– Проигрался?

– Да… Тысяч двадцать пять просадил. Из московских жуланов. Каждую ярмарку приезжает обирать купцов, а нынче на папахена и наткнулся. Ну да ничего, еще успеет оправиться! Дураков на его долю еще много осталось…

Игра продолжалась. «Московского барина» сменил белобрысый купчик в «спинджаке» и брильянтовых запонках. Он выиграл три раза и начал повышать ставку.

– Ваня, обрежешься… – удерживал его черноволосый купец с косыми глазами.

«Спинджак» опять выиграл, вытер лицо платком и отошел к закуске. Косоглазый купец занял его место и начал проигрывать карту за картой; каждый раз, вынимая деньги, он стучал козонками по столу и тяжело пыхтел. В гостиной послышался громкий голос и сиплый смех; через минуту из-за портьеры показалась громадная голова Данилушки. За ним в комнату вошла Катерина Ивановна под руку с Лепешкиным.

– Ну и утешил!! – кричал Лепешкин, тыкая Данилушку своим опухшим перстом. – Настоящее светопреставление!.. Только вы, Сергей Александрыч, уехали из «Биржевой», мы самую малость посидели и закатились в «Казань», а там народичку тьма-тьмущая. Сели к столику, спросили холодненького, а потом Данило и говорит: «Давай всю публику изутешим: я представлюсь сумасшедшим, а ты будто мой брат. Ей-богу! Валяй…» Ох-хо-хо!.. Как он выворотит зенки да заорет не своим голосом – страсть! Народ весь к нам – шум, столарня… Я его руками держу, а он на стены кидается!.. Потом подвернулась какая то арфистка, а он на нее, потом по столам побежал, по посуде, через головы… «Кто такой? Что попритчилось с мужиком?» Говорю, что мой брат, семипалатинский купец. А Данило забрался к арфисткам и давай на них кидаться: визг, крик, страсти господни! Уж кое-как его изловили, тюменские купцы подвернулись, связали салфетками, а потом прямо в кошевую к Барчуку. Поблагодарил я их, говорю, – прямо к душевному доктору повезу… Ха-ха!.. Вот и привез!

– Да ведь тут у вас половина знакомых была в «Казани», – посмеивался Веревкин.

– Были и знакомые… Как не быть! Животики надорвали, хохочут над Данилушкой… Ох-хо-хо! Горе душам нашим… Вот как, матушка ты наша, Катерина Ивановна!.. Не гляди на нас, что мы старые да седые: молодому супротив нас еще не уколоть… Ей-богу!.. Только вот Ивана Яковлича не было, а то бы еще чище штуку сыграли.

Данилушка только ухмылялся и утирал свое бронзовое лицо платком. Купцы отошли от игорного стола и хохотали вместе с другими над его выдумкой. Лепешкин отправился играть и, повернув свою круглую седую голову, кричал:

– Катерина Ивановна, на твои счастки буду играть; все твое…

– Лучше так отдай мне деньги, все равно проиграешь, – отвечала Катерина Ивановна.

– Ишь ты, больно гладкая… Валяй, Иван Яковлич!..

Игра оживилась, куши начали расти, руки Ивана Яковлича задвигались быстрее. Привалов тоже принял участие в игре и вернул почти все проигранные давеча деньги. Белобрысый купец сидел с ним рядом и с азартом увеличивал ставки. Лепешкину везло, Привалов начал проигрывать и тоже увеличивал ставки. Он почувствовал какое-то неприятное озлобление к Ивану Яковличу и его двигавшимся белым рукам.

Игра разгоралась все сильней и сильней, точно в потухавший огонь подлили масла. К игрокам пристал и Данилушка. Кучки золота около Ивана Яковлича все увеличивались, а вместе с ними увеличивалось и росло у его партнеров желание отыграть эти кучки. Привалов поддался общему настроению и проигрывал карту за картой, с небольшими перерывами, когда около него на столе образовывалась на несколько минут тоже маленькая кучка из полуимпериалов. «Не может быть, чтобы Ивану Яковличу везло вечно», – думал пьяный Привалов, как думали другие. Дальше он начинал жалеть глупо проигранных денег и внутренно давал себе слово, что как только воротит проигрыш – сейчас же забастует. Но проигрыш все шел на увеличение, а не на уменьшение, и Привалов чувствовал какую-то жгучую потребность выиграть у Ивана Яковлича хоть часть проигранных денег. В этот момент он почувствовал, что его кто-то тянет легонько за рукав; он быстро обернулся и встретился глазами с Катериной Ивановной. Девушка звала его немым выразительным взглядом, и Привалов пошел за ней в гостиную.

– Я вам больше не дам играть… – тихо проговорила она, притворяя за собой дверь.

– Это почему?

– А так… Проиграете.

– Почему же именно я должен проиграть, а не ваш Иван Яковлич?

– Так… – коротко ответила Катерина Ивановна. – Во-первых, вы горячитесь, во-вторых, Иван Яковлич всегда выигрывает…

– Однако Ломтев его разыграл?

– То совсем другое дело: нашла коса на камень…

Это непрошеное вмешательство сначала рассердило Привалова; он готов был наговорить Катерине Ивановне дерзостей, но потом как-то вдруг отмяк и улыбнулся.

– Действительно, я глупости делаю, – проговорил он. – Да и пьян порядочно.

– Скоро кататься поедем, холодком продует. Видели, как проигрался Шнегас?

– Это отставной военный?

– Да, да… Все спустил, а не из последних игроков. Я сейчас пошлю за лошадьми…

Привалов вернулся в игорную комнату, где дела принимали самый энергичный характер. Лепешкин и кричал и ругался, другие купцы тоже. В золотой кучке Ивана Яковлича виднелись чьи-то кольца и двое золотых часов; тут же валялась дорогая брильянтовая булавка.

– Так ты не хочешь мне на вексель поверить? – кричал Лепешкин, стуча кулаками по столу. – Мне?.. а?..

– Не могу… – коротко отвечал Иван Яковлич, опуская глаза.

– Так ты вот какие со мной поступки поступаешь?! Ах ты, дьявол этакий… черт!.. Да я тебя…

Неистовый старик только ринулся было через стол на Ивана Яковлича, чтобы доказать ему собственноручно, какой такой человек он есть, но Данилушка удержал его вовремя.

– Отстань, дурмень, – хрипел Данилушка, принимая друга в свои железные объятия. – Разве это порядок?

– Да я ему… Кто он? Да я… Пусти, ради Христа! Дьявол, пусти…

– Не пущу… не шеперься.

Этим эпизодом игра кончилась. Иван Яковлич бросил карты и проговорил: