«Расскажи ей, – велит София, указывая на меня, но обращаясь к Германсии, – расскажи ей о настоящем Дне Возжигания Свечи, как вы его называете, о тех временах, когда не было никакой вашей Девы». «Свечи», «Девы» – София выкрикивает эти слова словно змея, плюющаяся ядом. (И ее выговор… Затрудняюсь сказать, откуда она родом.) «Задолго до Христа, – продолжает она, – и задолго до того, как болтовня о его пречистой родительнице заполонила Европу, настоящие ведьмы отмечали приход февраля грандиозным Праздником Огня, призывая богиню весны отогнать тьму и согреть землю. Вот истинный смысл зимнего действа!»

Теоточчи напоминает ведьмам о той задаче, ради которой они явились ко мне. Она не в том, чтобы склонить меня к той или иной вере, а в том, чтобы дать мне полезные знания, которыми я смогу воспользоваться, чтобы суметь выжить в этом мире, ведь он не очень-то ласково обходится с ведьмами. Ее прерывают. Одна из ведьм встает и принимается рассказывать о лучшем способе отвести заклятие: надо написать имя наводящей порчу ведьмы на матерчатой кукле, набитой крапивой, – это хорошо действует; а то можно просто разбросать крапиву по комнате, где спит человек, против которого направлены чьи-то чары.

Теперь Теоточчи призывает соблюдать очередность. Она полагает, лучше всего продолжать по кругу. Пускай каждая ведьма встанет и, как заведено, поделится чем пожелает. Теоточчи надеется, это позволит избежать пустых препирательств и поможет сберечь время. «И не забывайте, – напоминает она, – что сегодня Хэллоуин». (Что она имеет в виду? Лучше об этом не думать.)

Так что теперь должна говорить ведьма, сидящая справа от Теоточчи, и далее против часовой стрелки, как принято среди ведьм. Она встает и нараспев повествует о том, что узнала из древнего египетского папируса. «Дабы склонить женщину к любовным утехам, слепите из воска ее фигурку, проткните тридцатью иглами и положите на закате на могилу какого-нибудь человека, о коем знаете, что он умер в молодости или насильственной смертью». Безотказный способ, – а секрет, по ее словам, кроется в свойствах души скончавшегося. Желательно поискать могилу человека, умершего и молодым, и насильственно. «И чем страшнее смерть, тем лучше, – добавляет она, – а более всего подходит самоубийство».

Уж не стыд ли я чувствую, наблюдая, как вновь поднимается с места эта грязная ведьма, эта старая карга, собираясь говорить? Да, это опять София. Я чувствую, как все во мне отвергает ее. Но знаю, что должна выказывать ей такое же уважение, как и другим, с дорогими каменьями, разодетым в шелка. (Но кто же все-таки та самая младшая ведьмочка с таким знакомым лицом?..) Мне предстоит многое узнать от них, это мне хорошо известно… Но – тут я ничего не могу поделать – я действительно стыжусь, что между мною и этой каргой есть какая-то связь. Все во мне восстает против нес, когда я вижу, как она волочит стул к центру круга и достает из своей гадкой сумы, сшитой из простой мешковины… Кажется, она называет это Десница Славы. Жуткая вещь эти мощи! Что-то потемневшее, грязное, подергивающееся. Что бы это могло быть?.. Боже мой, да это же человеческая рука, закоченевшая и…

Она и вправду держит руку душегуба-убийцы, отпиленную у трупа, когда тот еще качался на виселице. «Разумеется, – произносит ведьма извиняющимся тоном, – наиболее действенную десницу следует добывать в полнолуние. Эта не из таких».

(Что происходит с моим желудком? И как остальные могут невозмутимо смотреть на такую мерзость?.. Но я пишу дальше, потому что должна.)

Теперь карга подходит ко мне. (Смрадное дыхание, исходящее из ее беззубого рта, искривившегося в улыбке, говорит о диете отшельника. Должно быть, она ест грязных червей. Какая нечистоплотная тварь!) Ткнув руку мне прямо в лицо, старуха шамкает: «Ты должна взять ее и завязать в платок». Пауза; карга ждет, затем спрашивает, записываю ли я каждое слово. «Затем ты должна выжать из пальцев кровь; ведь она может пригодиться для приворотного зелья». Некоторые из присутствующих смеются над такой бережливостью старой ведьмы. Та осыпает их проклятьями и продолжает: «Замаринуй руку в глиняном кувшине, положи в маринад соль, длинный стручковый перец и селитру; пусть настоится недели две, пропитается… Да записывай же! – понукает она меня. Я показываю исписанные листы. – Bien.[84]Потом высуши руку в духовке вместе с вербеной; а еще лучше провяль на солнышке летом».

(Ах, как она меня раздражает. И вот доказательство – почерк становится нетвердым, перо в руке так и прыгает… Ну отойди же, ведьма. Отойди назад .)

Она возвращается в центр круга и рассказывает, что приготовленную таким образом руку следует как-нибудь установить на манер подсвечника, вставив свечи между растопыренными пальцами. Свечи же нужно сделать из сала висельника, для чего надо срезать шмат с ягодицы или бедра, а затем выварить. (Смогу ли я продолжать? Кажется, меня вот-вот вытошнит. Я полна отвращения, и меня мутит. Мне гадко, тошнит, и я очень разочарована.) «И не повреди кожу, – добавляет ведьма, – и хорошо, если ты припасешь немного волосков с его головы, потому что из них получатся прекрасные фитили».

Ну продолжай же. Пиши.

«Сорок четыре года я блистала в лучших домах Парижа, и никому в голову не приходило меня ловить, – хвастает карга, – а все благодаря моим Десницам Славы». Собственно, ведьма использует их так: приносит руку в нужное место – как правило, это дом, который она собирается обокрасть. Потом ждет, наблюдает. Затем в укромном уголке, где ничто не помешает свече догореть до конца («Однако не забывайте о котах», – предупреждает старая неряха), зажигает свечи у большого и указательного пальцев. Первую – для собственной безопасности, а вторую, чтобы стих ветер, и после этого влезает через окно – на тот случай, если хозяин оставил на пороге что-нибудь отгоняющее ведьм – обычно это бывают сломанные ножницы. Пока свечи горят, можете без опаски ходить по всему дому «с какой угодно целью»; однако по хихиканью прочих сестер-ведьм ясно, что ее «целью» всегда являлось воровство. Карга, поделившись своим секретом, волочит стул на край круга и с недовольным видом садится… Внезапно встает и оборачивается в мою сторону…

«Я чуть не забыла тебе сказать, – кричит, бросаясь ко мне, грязнуха, – что есть лишь одна жидкость, способная погасить свечу в Славной Деснице, и эта жидкость, – ведьма едва не прижимается ко мне, – эта жидкость… Материнское молоко!» И с жутким хохотом склизкая от грязи мерзавка хватает своими узловатыми, скрюченными пальцами мою левую грудь и стискивает ее!

…Слезы. Карга смеется. Теоточчи пытается урезонить ее, и та садится, хихикая.

Я прошу позволения ненадолго уединиться, и мне позволяют.

Меня вернули обратно в залу из кухни, где, вся в слезах, я исследовала степень причиненного мне ущерба. В столовой тоже творится нечто ужасное… Но перерыв окончился.

Теперь выступает следующая докладчица – на тему о магических свойствах крови.

Кровь казненных преступников используется при возгонке волшебных напитков и зелий. Некоторые считают, будто особой силой обладает кровь рыжеволосого убийцы; другие утверждают, что это относится лишь к его семени. Вопрос дискутируется уже давно. (Я пишу, и перо более не дрожит.)