Натана Ли вдруг снова обуял ужас. Да как же он посмеет вскрывать ее могилу? И как он может не посметь?

— Вперед! — заорал Окс.

Натан Ли оглянулся на руины своей памяти. Он вспомнил грозу. Дочь была совсем крошечной, спала у него на руках. За окном их вашингтонского дома выла буря, а он едва дышал, боясь ее разбудить.

Окс напирал:

— Вертолеты стартуют уже скоро. Ждать никого не будут. В темное время суток они не летают. Останешься один.

Натан Ли подавил адресованный небу крик. Кто услышит его там? Он опустил руки на земляной холмик. Лег. Прижал голову к табличке. Поиски закончены.

Он выключил голос Окса. Обнял одной рукой могилку дочери. Позже можно будет скинуть шлем. А сейчас он просто очень устал. Он закрыл глаза. Единственное, чего он хотел, — прижать к груди свою девочку.

Его разбудила сильная гроза.

Натан Ли решил, что спит. Ветер толкал его тело. Он открыл глаза: ночь. Трава и деревья метались, как в безумной пляске. Земля и мелкий гравий шуршали о шлем. Кресты дрожали.

Яркий луч ударил с неба и ослепил. В сиянии к нему спускался силуэт. С великим трудом преодолевая бурю, человек приблизился и наклонился. От нагрудных ремней вверх тянулся трос — к вертолету. Натан Ли почувствовал, как рука незнакомца крепко ухватила его запястье. Вдруг включилась радиосвязь.

— Пора, Натан Ли, — зазвучал в ушах голос. — Давай со мной.

— Мне лучше остаться, — сказал Натан Ли.

— Нет, — ответил человек. — Тебе еще рано умирать. Натан Ли чувствовал себя так, будто не спал много-много лет.

— Кто вы?

— Ваш товарищ. У вас полно друзей, Натан Ли.

Натан Ли вскинул голову в шлеме и попытался рассмотреть лицо за стеклом маски. Это капитан, его серебристые волосы.

— Я вылетел сегодня вместе с вами.

— Не видел вас.

— Миранда опасалась, Окс что-нибудь вытворит.

— Миранда?

— Я прикрывал вас.

— Я нашел мою девочку, — сообщил Натан Ли.

— Знаю, — сказал капитан.

— Я хочу побыть с ней еще чуть-чуть.

— В другой раз.

Натан Ли взял его протянутую руку.

Их обоих подняли в ночь.

Всю дорогу в Лос-Аламос они провели среди клеток, наполненных человеческими существами, связанными и сидевшими смирно. Все отловленные недавно заразились вирусом. В черном брюхе грузового отсека поблескивали их глаза.

Санобработка была скорее местом, чем процессом, — коридором меж двумя мирами. Четырнадцать дней тебя очищали, скребли, брали кровь, обследовали, держали взаперти в стерильных одиночных боксах. Все это напоминало библейское предписание: любого, кто мог быть нечист, удерживали за границами лагеря в течение надлежащего срока.

Для «палубных» чистильщиков процесс был автоматическим и вполне привычным. Но исследователей из лабораторий биозащиты иногда тут тоже закрывали, особенно после инцидентов: достаточно было иголочного прокола, крошечного пореза на костюме, неисправного клапана. Это было страшное время, когда уповали лишь на помощь молитв. Никто не знал заранее: вдруг анализ крови даст положительный результат — и в город путь тогда закрыт навсегда. В термине «санобработка» крылось искажение смысла. На самом деле, если вы заражены — спасения не ждите.

В течение первой недели единственным одеянием Натана Ли были узенькие очки для защиты глаз от радиации. Его посадили на жестокую диету: соки, водные растворы и антибиотики — пять дней. Он очень ослаб и лишь потом смог набраться сил. На вторую неделю стали выдавать бумажную одежду, ее сжигали дважды в день.

Натану Ли пришлось туго. Здесь людей как следует потрошили, но не до конца. Он отдал свое тело, но не рассудок. Стоило лишь попросить, и ему ввели бы внутривенно галлюциногены или успокоительное, как чистильщикам: для них уход от реальности был способом выжить в гибельное время.

Но Натан Ли боялся потерять то, чего почти не осталось, — самообладание и способность понимать происходящее. Он радовался, что здесь не было окон, стены металлические, а углы идеально прямые. Все устроено как надо. Он сразу же обратил на это внимание и как будто привык. Даже страшился окончания карантина, поскольку это будет означать возвращение в мир на его условиях.

Так продолжалось две недели. Двери их комнат были заперты снаружи, тела отравлены, а сами они изолированы, как серийные убийцы. Через встроенное в потолок переговорное устройство медики извинялись за каждое уготованное ему унижение и причиненную боль. Они благодарили Натана Ли за выкачанную им самим кровь и собственноручные инъекции химикатов и биоинженерных ядов, которые передавались через воздушный шлюз. Они ценили его за здравый смысл или, по крайней мере, за послушание. Через стены до его слуха долетали крики, и он понимал, что не все солдаты, пройдя эти ужасы, возвратились здоровыми.

В стену была встроена клавиатура компьютера, и у Натана Ли имелся доступ к электронным книгам, кинокартинам, видеоиграм, даже порнографическим фильмам. Но ничего из этого востребовано не было: он медитировал, стремясь очистить рассудок и эмоции. Когда всплески энергии охватывали его, он делал отжимания. Все остальное время лежал не шевелясь. И ощущал себя словно подвешенным в лучах света.

Как-то ночью врач завел с ним разговор через вмонтированное в стену акустическое устройство. Натана Ли он знал, но не назвал своего имени. Сообщил, что он персональный психиатр Натана Ли, хотя к тому и так приходил в дневное время врач этой специальности. Двойная опека, решил Натан Ли. Здесь наблюдают не только за физическим состоянием. Словно передача в формате «разговорное радио», звучал глубокой ночью мужской голос.

Он рассказывал Натану Ли о погоде, любимых книгах и многом другом. Спросил о Денвере и был поражен масштабами разорения.

— Вы семейный? — спросил Натан Ли.

— А почему вы спрашиваете?

— Вам следует увезти своих близких подальше. В горы или в пустыню, — сказал Натан Ли. — Немедля.

— Вот как? — удивился психиатр. — А как же день «Э»? День эвакуации?

То была охватившая всех идея спасения — отсидеться в соляном куполе.

— А дату уже объявили?

— Ненадолго отложили, — ответил психиатр. — Смягчающие обстоятельства.

— Что-то случилось?

— Экскаваторы вскрыли водяной карман. Никто не ожидал его в таком месте. Вода и соль — не очень хорошее сочетание. Теперь опасаются, что под угрозой едва ли не вся шахта. — Голос врача звучал чуть ли не оптимистично. — К тому же два самых нижних уровня подмыло. Сейчас откачивают воду, изо всех сил пытаясь спасти остальное.

— Люди, наверное, в панике.