Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Десять тысяч экю? Золотом? За что? За какую-то жалкую ветошь?
— Мы можем посчитать вместе! Хотите? Давайте сядем и пересчитаем. Но выйдет ровно то, что вышло: десять тысяч золотых экю и тридцать три серебряных денье!
— Откуда вы взяли эти дурацкие денье? — продолжал возмущаться принц.
— Серебряные? Они в память об Иуде, потому что вы взяли на себя эту мерзкую роль.
И тут Людовик вспыхнул.
— Мерзкого имени больше заслуживаете вы, а не я! Или вы не прочитали моего письма?
— Конечно, прочитала! Поговорим и о нем, если вам так хочется! Я никогда не лгала вам. И если де Немур честен, то он скажет вам, что я прогнала его сразу же, как узнала, что он разделяет с вами испанские безумства. И он отправился праздновать разлуку в объятия вашей неподражаемой сестры де Лонгвиль!
— Вы опять лжете! Вы ничего не поставили ему в вину и, как только узнали, что он ранен, тут же примчались в Монтаржи!
— Ошибаетесь. Я всего-навсего проводила туда его несчастную супругу. Мы были с ней вместе в гостях, когда нам принесли весть о ранении герцога, бедняжка пришла в такое отчаяние, что я, собираясь в Шатильон, предложила завезти ее в Монтаржи. Прибавлю, что я не выказала никакого желания увидеть несчастного. Надеюсь, он, по крайней мере, не умер?
— Насколько я знаю, нет. Кажется, успел выздороветь и очень скоро будет способен услужить вам…
На неуклюжую грубость Изабель брезгливо поджала губы.
— Объедками не пользуюсь. Пусть Лонгвиль бережет его для себя, тем более что они теперь в одном лагере! Итак, я оставляю вас проверять мой счет и питаю надежду, что вы заплатите по нему в самом ближайшем времени.
Скорым шагом она направилась к двери, но принц попытался ее удержать.
— Изабель! Не уходите! Я приношу вам свои извинения и…
— Весьма сожалею, но я обедаю у госпожи де Бриенн и не хочу заставлять ее ждать. Когда вы будете готовы возместить мне немалые убытки, какие нанесли, приезжайте в особняк Валансэ, который, кстати, я хотела бы выкупить у моего зятя. Он вообще больше не приезжает в Париж, а моя сестра наведывается сюда все реже.
— Так вам нужны деньги на покупку особняка?
— Нет! Мои дела вас ни в малейшей мере не касаются. Всего вам наилучшего, монсеньор!
Изабель не была уверена, что принц не станет ее преследовать, не побоявшись ее насмешек, и чуть ли не бегом выбежала из особняка и через мгновение уже была в карете.
— Домой! — распорядилась она.
Вернувшись на улицу Жур, Изабель разделась, распорядилась, чтобы ей приготовили ванну и подали легкий ужин, а затем отправилась спать, к удивлению Агаты, которая не привыкла к такой размеренной жизни в Париже.
— А не слишком ли рано вы ложитесь? — не удержалась она от вопроса. — Госпожа герцогиня не привыкла ложиться в постель…
— Вместе с курами? Конечно, нет! Но после утомительной дороги и стольких волнений невольно подумаешь об отдыхе! К тому же завтра я хочу хорошо выглядеть и встать пораньше.
Изабель не стала говорить Агате, что заключила сама с собой пари. По ее мнению, принц де Конде выдержит не больше суток, а потом приедет к ней с визитом. Она хорошо выспалась, поутру с удовольствием и не спеша занималась своим туалетом, а потом целый день провела дома, вернее, в саду, который стал райским уголком из-за страсти хозяев особняка к цветам и красивым растениям. На дворе стоял июнь, и в саду цвели чудесные розы. Среди розовых кустов, наслаждаясь их ароматом, сидела Изабель, держа в руках «Великого Кира», последний роман не скудеющей мадемуазель де Скюдери. Она собиралась и никак не могла начать читать, и тут пришла Агата и доложила, что ее хочет видеть принц де Конде. Изабель не проиграла своего пари.
В небесно-голубом атласном платье с белыми рюшами из муслина, с тремя белыми розами в ложбинке опасного декольте и с двумя другими, укрепленными в волосах жемчужными заколками, она была обольстительно хороша и знала это. Зеркальце и одобрительный взгляд Агаты подтвердили ее уверенность. Да и могло ли быть иначе? Только безумец идет в бой безоружным!
Лучи закатного солнца окружили Изабель золотистым ореолом… Невообразимо сладко пахли розы…
Ослепленный Конде упал на колени.
— Я должен был вас увидеть! — произнес он глухо. — Ваше вчерашнее посещение разрешило множество мучительных вопросов, и я приехал, чтобы отдаться вам на милость.
— Какой же милости вы ждете? — спросила она негромко, не желая показать, что растрогана до глубины сердца.
— Любой. От вас все будет милостью. Я знаю одно: вы мне нужны. Я устал от всего — от людей, от себя, от нелепой войны, которая, едва затихнув, вспыхивает вновь и разгорается еще яростней…
— Встаньте, прошу. Вас может кто-то увидеть. Лучше сядьте на скамейку подле меня.
Людовик, как видно, только и ждал этого приглашения. Усевшись на каменную скамью, он готов был заключить Изабель в объятия, но она ловко от него ускользнула и уселась на другой конец. Каменный полукруг был создан для приятных бесед.
— Не стоит тесниться, — предупредила она с улыбкой. — Ответьте мне лучше: испанский король тоже успел вас утомить?
— Да, он плохой союзник, как бы ни расхваливала его моя сестра. Он обещает оружие, людей, деньги, но раскошеливается на жалкую горстку золота, посылает малочисленные разношерстные отряды, из которых не сделаешь хороших солдат.
— Почему он стал так скупиться? Неужели иссяк поток золота, который тек к нему из Америки?
— Думаю, поток стал не таким мощным, как во времена конкистадоров, Кортеса и прочих. Виной этому, я полагаю, вице-короли, они обирают своего государя, зато наживаются сами. Но пока я еще ничем не связан с королем Филиппом IV, я не давал ему клятвы и не выражал верноподданнических чувств.
Изабель не сумела скрыть свою радость.
— Если вы ничем не связаны с королем Филиппом, значит, и Франсуа с ним никак не связан?! У моего брата нет другого желания, кроме как следовать за вами повсюду, куда бы вы ни шли!
— Я знаю и, не сомневайтесь, отвечаю ему такой же преданной дружбой. В нем преизбыток талантов, и его ждет великолепное будущее. Иной раз я начинаю опасаться, не слишком ли страстно он меня любит! Нет-нет, я имею в виду совсем другое, здесь вам нечего бояться, — поспешил уточнить принц, увидев молчаливое беспокойство во взгляде молодой женщины. — Франсуа пленен слабым полом, как он его называет, и всегда в кого-нибудь влюблен,