Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Об этом я еще не думала.
— И незачем, — отрезал он. — Каждый день я вижу одиноких отцов с детьми — в «Макдоналдсе», в парках, в зоопарке. У них на лицах одно и то же выражение: «Нам весело вдвоем, правда?» — Тони пренебрежительно покачал головой. — Нашей дочери такой жизни я не желаю.
— Тони, разреши задать тебе вопрос. Если бы я не забеременела, ты сделал бы мне предложение?
— Не знаю. Может, и нет, но жизнь распорядилась по-своему. Мы не всегда идем только вперед — иногда приходится возвращаться. То, что имеет значение, не обязательно вписывается в общую картину, но постепенно обломки складываются воедино.
Скайлер чувствовала мудрость его слов, но понимала: пройдет еще немало времени, прежде чем она сумеет сложить запутанную мозаику своей жизни. Между тем один сияющий и чистый осколок с режущими краями она сжимала в руке, а все остальные рассыпались у ее ног.
Ее глаза наполнились слезами.
— Я люблю тебя.
— Тогда выходи за меня замуж.
— Не могу.
— Потому что я полицейский?
— И да и нет. Я не хочу, чтобы ради меня ты что-то менял в своей жизни. И вспомни: даже твои родные ненавидят меня.
— С чего ты взяла? Карла то и дело расспрашивает о тебе, постоянно приглашает тебя на ужин. А остальные… — Он пожал плечами. — Им хватает своих забот. Мои им ни к чему.
— А с моими родными ты даже не знаком. К тому же я не знаю, кто мои настоящие родители.
— Значит, тебе стыдно знакомить меня с ними? — Тони впился в нее холодным взглядом полицейского, приводящим в трепет даже отпетых мерзавцев.
— Тони… — Скайлер потянулась к его рукам. — Дело не в моих высокомерных родных, а во мне.
— Так было с самого начала, правда? — Его голос стал жестким. — Все дело в тебе самой.
Скайлер отпрянула, словно получив пощечину.
— Изменить себя я не могу, как и ты.
— Разница лишь в том, что меня это не пугает.
— Мне очень жаль, Тони.
Пусть только он никогда не узнает, как она сожалеет! Скайлер было больно даже смотреть на него, зная, что им не суждено быть вместе, о чем она часто мечтала. Даже если Тони останется в ее жизни ради Элизы, у Скайлер в его присутствии всегда будет возникать ощущение, что он недосягаем.
— Больше я не стану просить тебя.
— Этого я и не жду. — Скайлер почувствовала невыносимую усталость. Через минуту она устало подняла голову и спросила: — Не возражаешь, если мы уйдем отсюда? Я не голодна.
Тони пожал плечами и встал.
Выходя на улицу, Скайлер отчаянно желала, чтобы он взял ее за руку. Вопреки всем доводам рассудка ей хотелось забрать назад все слова, сказанные ему. В некоем параллельном мире они были женаты. Муж, жена и ребенок. Семья.
Но Тони держал дистанцию, стараясь не задевать ее даже локтем.
Скайлер шла мимо запотевших окон, за которыми свисали с крюков утиные тушки. Она почти не замечала уличные лотки, где продавались дешевые шарфы, пояса, бейсболки, проходила мимо лавок для туристов, где предлагали «шарики гармонии», резные статуэтки Будды и украшенные вышивкой китайские халаты. Как во сне, она миновала торговца рыбой, установившего прямо на тротуаре длинный металлический стол и разложившего на нем, на колотом льду, всевозможные дары моря. И вдруг у нее вспыхнула мысль — яркая, как луч солнца.
«Я должна быть сильной… ради Элизы. Никого роднее ее у меня нет».
Сигнал домофона прозвучал, когда Элли укладывала малышку.
Зная, что пришел не Пол — в последнее время он брал с собой ключи, и кроме того, до его возвращения из больницы оставалась пара часов, — Элли укрыла Элизу одеялом и поспешила к двери.
Почему-то сердце ее судорожно колотилось, во рту пересохло. Сказывалось напряжение двух прошедших дней. После того как вчера утром в зале суда разыгралась совершенно невероятная сцена, Элли проспала не больше часа. Она с трудом заставляла себя есть, понимая, что иначе долго не протянет.
Каждый день, каждую минуту Элли повторяла: «Господи, прошу, приведи ее ко мне… Позволь ей узнать меня поближе…»
Но теперь решение предстояло принимать самой Скайлер (как странно называть ее этим именем!). Инстинктивно Элли понимала, что должна дождаться, когда дочь сама придет к ней, а любые уговоры только оттолкнут ее.
«Я была бы весьма признательна тебе, если бы ты наконец соизволила запомнить, что Бог все видит и слышит». Эти слова мать Элли повторяла так часто, что она действительно навсегда запомнила их. И вот теперь Элли оценила их мудрость.
Разве Бог не услышал ее молитвы о Поле?
А теперь, похоже, Он вновь ответил на ее просьбу — из динамика раздался голос Скайлер:
— Элли, можно мне войти? Нам надо поговорить…
Нажимая кнопку, Элли испытывала небывалую радость. Ее ребенок, ее потерянное дитя наконец-то вернулось к ней!
Но уже через минуту, когда непроницаемая, мрачная Скайлер появилась на пороге, радость Элли угасла.
— Можно войти? — холодно осведомилась дочь.
— Конечно. — Элли открыла дверь пошире. — Ты выбрала удачное время. Я только что уложила Элизу.
У Скайлер вспыхнули глаза.
— Надеюсь, у тебя найдется несколько минут.
«Несколько минут? После стольких лет разлуки?!»
Элли хотелось расплакаться, обнять дочь, но она просто провела Скайлер в гостиную и усадила на диван. Не говоря ни слова, Элли вернулась в кухню и разлила по бокалам охлажденное шабли. Неся бокалы в комнату, Элли изнывала от тревоги.
Но несмотря на это, она восхищалась красотой дочери. Как Скайлер гибка, подтянута, какие у нее тонкие черты лица! Элли мечтала рассказать дочери, как она тосковала по ней все эти годы.
Скайлер потянулась за бокалом и, поднеся его к губам, метнула на Элли тревожный взгляд.
— Прости… я немного волнуюсь. По пути сюда я чуть не попала в аварию. Вот почему не позвонила заранее — чтобы иметь возможность уйти, если передумаю. А еще, — робко добавила она, — я втайне надеялась, что не застану тебя дома.
— Я рада, что ты приехала. — Голос звучал спокойно, хотя Элли дрожала от нетерпения, садясь напротив дочери.
— Как странно… — Скайлер поставила бокал и посмотрела на Элли. — Мы сидим, беседуя, как не слишком хорошие знакомые, которые давно не виделись. Но я просто не знаю, как себя вести.
Она иронически улыбнулась, а сердце Элли дрогнуло — Скайлер была так похожа на Джесса! За все эти годы Элли лишь несколько раз вспоминала об отце Скайлер, неизменно испытывая к нему отвращение. И вот теперь ей вспомнилось, каким он бывал нежным и насмешливым.