Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Прямо так с ней и рождаемся? – не отставал Глеб.
– Не-ет… Ну ты сам прикинь! Младенчик – он же на свет-то появляется голенький, розовый, беспомощный… Ни ходить не умеет, ни говорить… Даже воровать! Всему учить приходится… Учат-учат – и, глядишь, начинает у него потихонечку завязываться на энергетическом коконе эта самая, понимаешь ли, светящаяся блямбочка. Слабенькая ещё, непрочная… Почему, например, малых детей можно только по заднице шлёпать? – увлёкшись, снова принялся вещать старый колдун. – А вот как раз чтобы точку сборки ненароком не сдвинуть. А почему предки наши беглых да каторжан по спине секли? Да потому, что точка-то у таких уже со сдвигом! А от битья она помаленьку на место возвращаться начинает… и становится человек снова частью общества… С памятью-то, вишь, у Ларисы свет-Кирилловны всё в порядке, а вот точка сборки…
– Из кокона выскочила?
– Нет. Если выскочит, в другой мир попадёшь. Не выскочила. Разболталась слегка, расслабилась… С возрастом такое почти завсегда. Потому и кажется всё вокруг бессмысленным да нелепым. Положим, так оно и есть, но бабе-то от этого не легче…
Въедливость ученика подчас радовала, подчас раздражала старого колдуна. Впрочем, Ефрема Поликарпыча ещё поди пойми: ворчит – стало быть, всё идёт как надо, но, если, не дай бог, развеселился, держи ухо востро.
Вот и сейчас с притворным недовольством ожидал он очередного вопроса настырного юноши. Не дождался. Питомец тужился осмыслить услышанное.
Что ж, тоже дело.
* * *
Несмотря на крайнюю молодость Глеба Портнягина, мир вокруг него рушился по меньшей мере трижды – и приходилось собирать всё заново. Каждый раз какой-то детали не хватало или обнаруживались лишние, да и новая конструкция зачастую оказывалась неудачной, как, скажем, случилось пару лет назад, когда дружок Никодим подбил Глеба грабануть продовольственный склад, где обоих и накрыл участковый с выразительной фамилией Лютый.
Мироздание пришлось собирать из осколков уже в камере.
Разумеется, все эти ощущения личного характера наверняка не имели ни малейшего касательства к Карлосу Кастанеде, но само словосочетание «точка сборки» очаровало Глеба своим звучанием. Ученик чародея подошёл к стеллажу с эзотерической литературой и, отыскав полку, целиком посвящённую Кастанеде и его присным, достал наугад первую попавшуюся книжку. Раскрыл, листнул.
Пока он погружался в бездну премудрости, Ефрем Нехорошев нянькал и тетёшкал незримо светящуюся блямбочку. Наконец притомился и присел отдохнуть на табурет.
– Эх, ничего себе! – не смог удержаться Глеб. – Ты послушай, что пишут! «Нужно заметить, что человек благодаря разуму и речи сильнее прочих тварей фиксирует свою точку сборки, – огласил он. – У человека она не только собирает излучения, но и с целью получения большей чёткости восприятия ещё и убирает все „лишние“ излучения…»
– Правильно пишут, – устало одобрил старый кудесник. – Коряво, но правильно… И что?
– «Характерен пример затерянного в горах первобытного племени, над которым дважды в день в течение многих лет с рёвом проносились пассажирские самолёты, – взахлёб продолжал зачитывать Глеб. – Когда племя обнаружили наконец антропологи, то их больше всего поразило то, что дикари ни разу не видели и не слышали никаких „железных птиц“! С точки зрения дикарей самолёты не имели отношения к человеческому миру, и дикарские точки сборки отбрасывали все излучения, связанные с…» – Тут он уловил краем глаза, что учитель давно уже внимает ему с саркастической улыбкой, – и запнулся. – Врут?
– Да не то чтобы врут… Недоговаривают. Там покруче заваруха была: съело племя двух антропологов. Ну, американцы, понятное дело, давай их за это бомбить. Так, представляешь, дикари-то и бомбёжки не заметили!
Портнягин стоял неподвижно. Подхваченный мощным мыслеворотом, он не противился ему, но, как рекомендовано, потихоньку выплывал по спирали.
Не заметили бомбёжки… Это что ж получается? Посадить такого людоеда годика на полтора – тоже в упор не заметит?
– А жертвы? – осторожно спросил он. – Были?
– Ну а как же! Бомбы-то – рвались…
– Так что ж они, туземцы, слепые, что ли?
– Да не слепые! – всё более раздражаясь, отвечал колдун. – Не слепые… Просто точка сборки у них другая, не такая, как у нас. Видят: помирают люди, не поймёшь с чего. Решили: болезнь заразная…
– Придурки, – подвёл итог Глеб, захлопывая книгу.
– Да? – вскипел колдун. – А мы чем лучше? Нас вон который век бомбят, а мы всё думаем, что от старости помираем!
– Кто бомбит? – не поверил Глеб.
– А я знаю? Инопланетяне какие-нибудь…
– Что ж они, одних стариков бомбят? – ошалело спросил Глеб.
– Всех подряд, – угрюмо известил кудесник. – Просто молодые – они ж прыткие, на месте не стоят, хрен попадёшь… Вечно ты со всякой ерундой не ко времени! Давай ставь книжку на место! Клиент просыпается…
* * *
Разъяв веки, Лариса Кирилловна увидела склонившееся к ней участливое морщинистое лицо Ефрема Поликарповича. Поискала глазами Глеба. Рослый ученик чародея стоял, отвернувшись к тусклому окну, и с ошеломлённым, как ей показалось, видом разминал костяшками пальцев правый висок. Что-то изменилось и в самом помещении. Теперь оно напоминало скорее лавку древностей, нежели захламлённый, плохо охраняемый склад.
– Ну как? – дружелюбно осведомился колдун. – Ничего не всплыло?
И Лариса Кирилловна почувствовала вдруг, что задыхается от счастья.
– Всплыло… – выдохнула она.
– Ну-ну! – подбодрил Ефрем Поликарпович.
– Как было чудно, как чудно… – заговорила словно бы в сладостном бреду Лариса Кирилловна. – Сняли мы в мае дачный домик за Чумахлинкой… Природа, озёра… Шашлыки… – Вспомнив о шашлыках, прыснула. – Хорошее было мясо, на Центральном рынке брала… – сообщила она, смеясь от души. – Сожгли!..
– Бывает, – утешил колдун, но Лариса Кирилловна его не услышала.
– А ночью – лягушки… – в упоении заключила она. – До утра спать не давали…
Идеалище поганое
Я бы с ним в контрразведку не пошёл.
В отличие от мурлыкающих целительниц-трёхцветок, чьи лбы отмечены полосками, слагающимися в подобия букв «м» или «ж» (в зависимости от пола предполагаемого пациента), серо-белый котяра Калиостро особо полезной для человеческого здоровья энергетикой не обладал, зато прекрасно улавливал приближающуюся опасность. Ничего особенного: память у кошек, как известно, обратна людской – иными словами, отражает не прошлое, а будущее. Вот почему наказывать их бесполезно: нашкодив, они хорошо помнят о грядущей расправе, но как только возмездие состоялось, тут же напрочь о нём забывают. Тот факт, что кошку при таких её удивительных способностях тем не менее можно застать врасплох, ничего не опровергает: будущее подчас выветривается из головы с той же лёгкостью,