— А вот мое, — с жаром отвечал ему Бернар. — Ты умрешь не позднее, чем через месяц, если осмеливаешься бросать вызов самому Всевышнему! Это богохульство! Исходящего от него зловония довольно, чтобы обречь душу твою на вечные муки.

— Мне дела нет! — хмыкнул Жоффруа. — Вы, черные вороны, вечно кружитесь и выжидаете, как бы расклевать именем Божьим останки честных людей. Надо мной у вас власти нет. Я вам не марионетка, чтобы плясать под вашу дудку.

Его непокорство восхитило меня. Он открыто объявлял войну. Аббаты Сюжер и Бернар сделали все, что было в их силах, ради достижения мира, но я видела, что анжуйцы преисполнены боевого духа, так и горят им, а Людовик только раздражается и капризничает.

— Да по какому праву вы осаждаете моего сенешаля в его собственном замке?

— Я поступил так потому, что замок служил оплотом для нападений на меня.

— А по какому праву вы передали Нормандию своему сыну?

— В этом деле все права на моей стороне.

— Без моего одобрения нет у вас таких прав.

— В своих владениях я правлю только своей волей.

— Я ваш сюзерен. И за Нормандию вы мне ответите.

Все хуже и хуже. Застонал в изнеможении Берлуа, посеревший от боли и перенесенных лишений.

— Бога ради! — воскликнул наконец Людовик. — Пусть мой сенешаль сядет.

Граф Жоффруа снова встряхнул пленника, дернув за цепь.

— Не раньше, чем я услышу ваш приговор. Или пока вы не признаете меня герцогом Нормандским, государь.

На минуту в зале стало тихо.

В спор вмешался новый голос — исполненный почтительности, тихий, с грубоватыми нотками, этот голос звучал повелительно, Когда его обладатель в последний раз был при дворе, он хранил молчание, пока к нему не обращались прямо. Но теперь все стало по-другому. Я перевела взгляд на обладателя этого голоса. Мне и перед этим трудно было смотреть в другую сторону. И я позволила себе наконец увидеть, каким же стал теперь Анри Плантагенет.

Затихли стенания сенешаля, отодвинулись куда-то вдаль окружающие, когда все мое внимание сосредоточилось на человеке, который не побоялся написать мне письмо, в то время как я переживала горе и утратила всякие надежды.

«Если вы почувствуете необходимость того, чтобы вас защищала крепкая рука мужчины, который неизменно вами восхищался, то я — такой мужчина. Я могу служить вам глазами и ушами…»

Анри Плантагенет. Анри, ныне герцог Нормандский. Анри, будущий король Англии.

Я внимательно пригляделась к нему, восхищаясь тем, как безоглядно он верит в себя. А что, если бы я отвергла его и показала письмо Людовику? Тогда его немедля заклеймили бы как изменника, а Людовик метал бы громы и молнии и требовал отмщения. Ему это хотя бы в голову приходило? Думаю, нет, а если бы и приходило, Людовика он бояться не стал бы. Все угрозы Людовика этому юноше так же бессильны, как флажок против порывов морского ветра.

— Ныне я герцог Нормандский, и мои бароны это признали, — произнес он в той же прямой манере. — Вам, государь, я не враг, но и от своего не отступлюсь.

Прямой вызов — ни больше, ни меньше. Передо мной стоял мужчина, очень похожий на своего отца, и все же в чем-то совсем иной. Волосы у него были такими же рыжими, подстриженными на удивление коротко, вопреки царившей тогда моде, ясные серые глаза внимательно смотрели, все оценивали, проникали в самую суть — это было мне знакомо. А жизненной энергии в нем было столько — он разве что не светился от нее, но сейчас все затмевал яркий блеск властности. Рука, сжимавшая рукоять висевшего у пояса меча, ухватит и удержит кормило власти так же твердо, как держали его отец и деды, упорно отстаивавшие принадлежащие им земли.

Заметны были, однако, и отличия. Возможно, Жоффруа пока оставался львом Плантагенетов, но наследник его власти уже успел заявить о себе. Анри вырос и стал настоящим мужчиной. Не слишком высокого роста и, наверное, выше уже не станет; мне подумалось, что, если я встану, наши глаза окажутся на одном уровне. Плечи и грудь — широкие, мускулистые, а сильные ноги уверенно несут тело. Он стоял прямо, как воин, и похож был на человека, который предпочитает проводить время на свежем воздухе, а не в пиршественной зале или палате совета. Я подозревала, что ему нелегко дается спокойствие, которым он старался добиться терпимости тех, чьи желания не совпадали с его собственными. Видя, как уверенно и твердо он смотрит на Людовика, я подумала, что Анри Плантагенет с великим удовольствием ухватил бы моего супруга за шею своими умелыми руками и встряхнул его хорошенько, словно терьер крысу, чтобы тот поскорее согласился.

Что еще интереснее — он ни разу не взглянул на меня, и все же я ощущала, куда направлено его внимание, ощущала так ясно, как если бы он тронул меня за рукав. Мне пришлось сделать глубокий вдох, чтобы умерить дрожь, зародившуюся где-то в глубине груди.

Анри с силой, так, что пальцы побелели, сжал рукоять меча, и Людовик беспокойно заерзал под двойным пристальным взглядом анжуйцев. Захочу ли я отдать себя в эти руки? Будет ли он и со мною таким же нетерпеливым и нетерпимым? Того подростка, который спускал моих кречетов на добычу, больше уж не было. Возможно, этому юному повелителю всегда будет с трудом даваться дипломатия. Мне подумалось, что он станет прямо говорить о том, что у него на сердце, не стараясь скрывать свои мысли.

Тут мое внимание привлекло какое-то движение.

Граф Жоффруа кивнул и взял из рук Анри свиток. Прошагав вперед, он развернул и положил его, прихлопнув рукой, на стол, за которым мы сидели. Анри стоял рядом и придерживал край, пока отец нетерпеливо тыкал в свиток пальцами.

Я посмотрела с растущим интересом. Карта. Владения Капетингов, Плантагенетов и мои собственные, ярко раскрашенные каким-то вдохновенным писцом в красный, зеленый и синий цвета. Мне стало наглядно видно, какую важную роль играли мои владения, простиравшиеся от границ Пуату до самого Средиземного моря. Неудивительно, что Людовику так не хотелось отпускать меня, а аббат Сюжер и Галеран окружили меня настоящей стеной.

— Вот это — ваши земли. Это — мои. А это — ваши, Пуату. Вот недавно построенный замок вашего сенешаля. Он посягает на то, что принадлежит мне. — Палец графа чуть не прорвал дыру в Пергаменте. — Это умышленная провокация.

— Мой сенешаль имеет полное право защищать мои земли. И употреблять для этого любые средства, какие окажутся необходимыми.

— Но, господин мой, — мягко заметил Анри, — Пуату принадлежит Ее величеству.

И снова все затаили дыхание.

— Это правда, — ответила я прежде, чем Людовик успел мне помешать.

— Вы одобряете это, госпожа моя? — Анри вскинул голову и смотрел теперь на меня с нескрываемым интересом. Да, он уже был не юношей, а вполне взрослым мужчиной и умел ловко наносить удары прямо в цель. — Одобряете незаконные посягательства, каковые производятся с принадлежащих вам земель?