— Он убил добрую дюжину людей, — сказала Долорес. — Каждого с улыбкой.

Я знаю его давно. Еще по Кливленду.

— Убивал пешнями? — спросил я.

— Если я дам тебе пистолет, ты убьешь его?

— А ты поверишь, если я пообещаю сделать это?

— Да.

Со склона донесся шум машины. Но он казался далеким, как Марс, и бессмысленным, как крики обезьян в бразильских джунглях. Ко мне он не имел ни малейшего отношения.

— Убью, если буду вынужден, — сказал я.

И подобрался, готовясь к прыжку.

— Доброй ночи, амиго. Я ношу черное, потому что красивая, порочная — и пропащая:

Долорес протянула мне пистолет. Я взял. И стоял с ним в руке. С минуту никто из нас не двигался и не произносил ни слова. Потом она улыбнулась, тряхнула головой и вскочила в машину. Завела мотор, захлопнула дверцу. И, не трогаясь с места, глядела на меня. Теперь на ее лице была улыбка.

— Я хорошо сыграла свою роль, правда? — негромко сказала она.

Затем машина резко рванула назад, зашуршав шинами по асфальту.

Вспыхнули фары. «Меркьюри» развернулся и промчался мимо олеандрового куста. Фары свернули налево, на частную дорогу. Свет их скрылся за деревьями, а шум двигателя заглушил протяжный писк древесных лягушек.

Потом стало совершенно тихо. И светила только старая, усталая луна.

Я вынул из пистолета обойму. Семь патронов. И один в патроннике. До полного комплекта недоставало двух. Я понюхал дуло. После последней чистки из пистолета стреляли. Может быть, дважды.

Вставив обойму, я положил пистолет на ладонь. Белая костяная рукоятка.

Тридцать второй калибр.

В Оррина Квеста стреляли дважды. Те две гильзы, что я подобрал с пола в той комнате, были тридцать второго калибра.

А накануне, в номере 332 отеля «Ван Нуйс», прячущая лицо под полотенцем блондинка угрожала мне пистолетом тридцать второго калибра, у которого тоже была белая костяная рукоятка.

Из-за таких совпадений можно навоображать слишком много. А можно и слишком мало.

Я бесшумно подошел к гаражу и попытался открыть одну из двух широких створок ворот. Ручек на них не было, следовательно, управлялись они выключателем. Я посветил тонким лучом фонарика на дверную коробку, но ничего не обнаружил.

Оставив поиски, я подошел к ящикам с мусором. Деревянные ступени вели ко входу для слуг. На то, что эта дверь будет отперта для моего удобства, я не надеялся. Под крыльцом находилась еще одна дверь. Она оказалась не запертой. За ней было темно и пахло эвкалиптовыми дровами. Я прикрыл ее за собой и снова включил фонарик. В углу была лестница, рядом с ней что-то, похожее на кухонный лифт. Как он управлялся — неизвестно. Я пошел вверх по ступеням.

В отдалении что-то загудело. Я остановился. Гудение стихло. Я возобновил подъем. Гудение не возобновилось. Лестница вывела меня к двери без ручки, и я включил фонарик. Опять то же самое.

Однако не сей раз я нашел выключатель. Он представлял собой вделанную в косяк продолговатую пластинку. К ней прикасалось множество грязных рук. Я нажал ее, и запор со щелчком открылся. Дверь я отворил бережно, словно впервые принимающий ребенка молодой врач.

За дверью находилась кухня. Сквозь просветы в ставнях на белый угол печки и никелированную сковородку, стоявшую на ней, падали лунные лучи.

Кухня была просторной, как танцевальный зал. Открытый проем вел в до потолка выложенную кафелем буфетную. Раковина, встроенный в стену громадный холодильник, множество электрических автоматов для сбивания коктейлей. Выбирай себе отраву, нажимай кнопку, и, четыре дня спустя, очнешься в больничной палате на покрытом резиной столе.

Из буфетной обычная дверь вела в темную столовую, оттуда — на застекленную веранду, на которую лунный свет лился, словно вода в шлюзы плотины.

Устланный ковровой дорожкой коридор вел неизвестно куда. Еще один прямоугольный проем. От него в темноту, поднимаясь туда, где, очевидно, были стеклянные кирпичи и мерцала нержавеющая сталь, уходила прямая лестница.

Наконец я оказался, как следовало полагать, в гостиной. Окна были занавешены, стояла темнота, но чувствовалось, что комната большая. Темень была непроглядной. Затаив дыхание, я прислушался: вдруг из темноты за мной следят тигры. Или неподвижно стоящие и неслышно дышащие ртом ребята с большими пистолетами. Конечно же, здесь никого и ничего нет, просто не там, где нужно, разыгралось воображение.

Я бесшумно подошел к стене и попытался нащупать выключатель освещения.

Выключатели есть всюду. У всех. Обычно справа при входе. Ты входишь в темную комнату и включаешь свет. Ладно, Марлоу, это у тебя выключатель в положенном месте и на положенной высоте. А тут по-другому. Дом этот не такой, как все. Здесь особые способы открывать двери и включать освещение.

Может, на сей раз требуется что-то из ряда вон выходящее, например, пропеть «ля» выше «си», или же наступить на плоскую кнопку под ковром, или просто сказать «Да будет свет»; микрофон уловит эти слова, превратит звуковые колебания в легкий электрический импульс, трансформатор усилит его, и бесшумный ртутный выключатель сработает.

В тот вечер я был душевным человеком. Ищущим общества в потемках и готовым заплатить за него большую цену. «Люгер» же под мышкой и пистолет тридцать второго калибра в руке делали меня опасным, до зубов вооруженным Марлоу, парнем из Цианидного ущелья.

Разжав губы, я громко произнес:

— Привет, привет. Нужен здесь кому-нибудь детектив?

Никакого ответа, даже ничего похожего на эхо. Мой голос упал в тишину, как усталая голова на взбитую подушку.

И тут за карнизом, огибающим эту огромную комнату, стал разгораться янтарный свет. Очень медленно, как в театре, регулируемый реостатом. Окна были занавешены толстыми шторами абрикосового цвета.

Стены тоже абрикосового цвета. В дальнем конце комнаты — стоящий чуть наискосок рядом со входом в буфетную бар. Альков с маленькими столиками и мягкими сиденьями. Напольные лампы, мягкие кресла, вмещающие двоих, прочие атрибуты гостиной — и длинные застеленные столы посередине.

Ребята с дорожного поста оказались в общем-то правы. Однако в Этом притоне не было ни малейшего признака жизни. Он был безлюден. Почти безлюден. Не совсем безлюден.

Прислонясь сбоку к большому креслу, в зале стояла блондинка в светло-коричневом манто. Руки она держала в карманах. Волосы ее были небрежно взбиты, а лицо не было мертвенно-бледным лишь потому, что не был белым свет.

— Не нужно приветов, — произнесла она безжизненным голосом. — Вы опять явились слишком поздно.

— Поздно для чего?

Я направился к ней. Приближаться к этой женщине всегда было приятно.