чувствительное; кажется, они не содержат в себе обычно ни того, ни другого, и вся польза от их чтения состоит в том, чтобы потерять довольно приятно несколько мгновений и дать отдохнуть уму от более важных и серьезных занятий. А так как ваш не устремляется ни к чему, кроме значительного или возвышенного, то я вас сильно, вероятно, удивлю тем, что попрошу вашего внимания этому произведению игривого ума, которому я присваиваю ваше имя, чтобы сделать его достойным одобрения. Но, Сударь, вы не должны сразу осуждать меня за эту вольность или (лучше сказать) порицать это публичное свидетельство моей признательности; и я вам столь необычайно обязан и такого мнения о вас, что должен заплатить все свои долги и присоединить к моим чувствам знаки той настоящей любви, какую испытываю к вам. Это совсем не соответствует вашей доброте, о которой я сохранил надлежащую память; она требует от меня произведения совершенно необыкновенного, и я не думаю, наконец, что смогу отблагодарить вас самым сильным доказательством моего уважения, ибо вижу, что бессилен отблагодарить вас так, как, я чувствую, это необходимо. Итак, я осмеливаюсь надеяться, что вы примете его с большой благосклонностью и что оно окончательно убедит вас, что нельзя было почтить вас ни с большим усердием, ни с более совершенной почтительностью. Но, Сударь, после того как вы благосклонно примете мой подарок, не осудите из благосклонности моего автора и не подумайте, что у него нет достоинств; хотя я не сомневаюсь почти, что вы оцените его. Его выражения естественны, стиль легок, приключения придуманы неплохо, а что касается сюжета, то он развит всюду с большой приятностью и содержит в себе места сильные и изящные. Одним словом, надо представить путь одного из замечательнейших людей нашего времени, оставленный незавершенным, и порыться в его прахе, чтобы восстановить его гений и воскресить его после его смерти. Это можно сказать о двух первых частях его «Комического романа» и о третьей, в которой господин Скаррон оживает полностью или, по меньшей мере, в лучшей его части. Не много людей, которые не знают, что у этого человека был чудесный талант поворачивать все вещи их забавной стороной и что он достиг неподражаемости в этом искусстве, как и в восхитительной манере письма. Его произведения были встречены с одобрением всем миром; лучшие умы, оскорбляющиеся всем, что кажется противоречивым строгой добродетели, не могли не наслаждаться им, а менее благоразумные принуждены были одобрять его против своей воли.[350] Итак, если вы позволите мне, Сударь, надеяться на счастливый исход моего намерения и поверить, что вам не только не не понравилась моя вольность, но что вы поощрите с радостью продолжение произведения, слава которого так прочно установилась. После всего этого не будет ли ваше участие в нем более моего? и потом, когда из моих рук оно перейдет в ваши, вы можете его рассматривать как вещь, принадлежащую всецело вам. Итак, мог ли я лучше посвятить его или написать его с большей пользой? Судья с совершенно необычайными свойствами и такой еще молодой, владеющий знаниями и качествами, которые восхищают всех, даст ему лучшую рекомендацию, и его признание вами доставит ему признание всех умных людей. Но если оно может мало служить вашей славе или если оно, в свою очередь, получит популярность благодаря доброте и достоинствам ее покровителя, примите все же дань уважения, которое я к вам испытываю, и яркое свидетельство почтительного чувства, с которым я обязан сказать, что я,

Монсеньор,

ваш покорнейший, преданнейший и обязаннейший

слуга

А, Оффре,[351]

ОБРАЩЕНИЕ К ЧИТАТЕЛЮ

Читатель, кто бы ты ни был, когда ты увидишь эту третью часть «Комического романа», появляющуюся в свет после смерти несравненного Скаррона, не удивляйся, что человек стоящий по таланту настолько ниже его, принялся за то, чего тот не смог окончить. Он обещал тебе выпустить роман исправленным и дополненным,[352] но смерть предупредила это намерение и помешала продолжить историю Дестена и Леандра, равно как и историю Каверн, которая появляется в Мансе, не рассказав, каким образом она и ее мать ушли из замка барона Сигоньяка, — и вот это-то станет тебе ясным из этой третьей части. Я не сомневаюсь, меня не обвинят в дерзости за то, что я взялся некоторым образом усовершенствовать произведение столь великого человека но знай, что для малого ума трудно сочинить так хорошо вымышленные истории, как те, какие мы читали в первых, двух частях этого романа. Признаюсь чистосердечно, что то, что ты здесь увидишь, совсем не той силы и не соответствует ни смыслу, ни выразительности его языка; но знай, по крайней мере, что здесь ты удовлетворишь свое любопытство, если ты так хочешь знать конец последнего произведения столь интересного и изобретательного ума. Впрочем, я долго не решался выпустить его в свет, так как слыхал, что один из самых достойных людей работает над Мемуарами об авторе:[353] если бы он предпринял это, он сделал бы это много успешнее, чем я; но, прождав три года и видя, что ничто не появилось, я осмелился выпустить свой труд, не боясь порицания критики. Итак, я отдаю его тебе со всеми его недостатками, чтобы, Когда у тебя не будет лучшего занятия, ты потрудился его прочесть.

ГЛАВА ПЕРВАЯ,

которая служит началом этой третьей части

Вы видели во второй части этого романа маленького Раготена с лицом в крови от удара, который нанес ему баран, когда он спал, сидя на низеньком стульчике в комнате комедиантов, откуда он выбежал в таком гневе, что думали, он не возвратится никогда; но он был слишком пленен мадемуазель Этуалью и страшно хотел знать о следствиях колдовства лекаря, а это и заставило его (умыв прежде лицо) вернуться назад, чтобы видеть, какое действие будет иметь обещание сеньора Фердинандо Фердинанда, за которого он принял встретившегося адвоката. Он был столь оглушен ударом, какой ему дал баран, и столь взволнован тем, что Этуаль невольно захватила его сердце, что легко поверил, будто бы этот адвокат и есть лекарь; почему, подойдя к нему весьма вежливо, он сказал ему следующее:

— Сударь, я рад такой счастливой встрече: я искал ее с таким нетерпением, что хотел нарочно итти к вам домой, чтобы узнать ваш приговор о моей жизни или смерти. Я не сомневаюсь, что вы употребили все ваше чародейское искусство,