Над пустырем шипя взлетела зеленая ракета. Это был условленный сигнал, означающий, что на полигоне осталось только три участника. Проигравшие, благополучно выбравшись за пределы игрового поля, теперь сидели за длинным столом внутри прозрачной высокой палатки, оживленно обсуждали сегодняшнюю охоту и пили кофе.

Мопс, уверенный, что не найдет хозяина среди этих людей, на всякий случай скучающей походкой продефилировал мимо, а убедившись в правоте собственных выводов, довольный вернулся в машину.

Вообще-то у клуба имелся свой штат секьюрити, охранявший подступы к месту проведения пэйнтбола, но каждый из клиентов привозил с собой, по крайней мере, еще по одному охраннику. Пока боссы играли в войну, они бездельничали, изводя шоферов рассказами о ночных барах и казино.

После зеленой ракеты прошло минут пять, и вспыхнула красная. Еще одному игроку изменила удача. На пустыре остались Бодровский и Желток. Мопс довольно скалился – босс имел все шансы на победу. Телохранитель блаженно зевнул, предвкушая скорый отдых, как вдруг за стеклом возникло перекошенное, с подбитым глазом лицо Толика.

– Ты чего? – Мопс чуть приподнялся с сиденья, увидев приятеля.

– Где хозяин? – закричал охранник.

– Играет. Где ж ему еще быть? Их там всего двое осталось. А что случилось?

– Святой вернулся!

– Как вернулся?! – Мопс выпучил глаза. – Когда? Он же окочурился давно.

Вместо ответа Толик оттолкнул Мопса и изо всей силы нажал на автомобильный клаксон. Нервный, истошный вопль вырвался из металлических внутренностей машины, заставив обернуться людей под навесом. Что-то страшное, неотвратимое, как вой начищенной до блеска трубы ангела, внезапно сжало сердце Ирины Эйновны, и она, жалобно крякнув, облилась кофе. Издатель недовольно поморщился, брезгливо отодвигаясь от миллионерши и стараясь не попасть под горячие черные струи, льющиеся со стола.

– Заставьте этого болвана замолчать! – В голосе Рафальской неожиданно послышалась мольба. Она застыла у стола, облепленная салфетками, оглушенная и испуганная.

Сирена не умолкала. К автомобилю Бодровского уже бежал, смешно перебирая ногами, хозяин аттракциона. Филдоператор не успел договорить. Свободной рукой телохранитель сгреб его за грудки и рванул к себе. Для назидательности Мопс ткнул несчастному балаганщику в щеку стволом.

– Слушай сюда! – Охранник говорил громко, пытаясь перекричать рев клаксона. – Сейчас на этом твоем долбаном пустыре один мудак охотится на Платона… – Он тут же поправился: – Нашего хозяина. И если он найдет его раньше нас, то Бодровскому – писец. Усек?! Я хочу, – продолжал Мопс, – чтобы меньше чем через минуту вся местная долбаная секьюрити уже рыла носами землю. Возьми и охрану у этих, из палатки…

– Они не дадут!

– Пусть только попробуют! – угрожающе процедил охранник. – Постой, это еще не все. Пошли кого-нибудь на эту долбаную радиоточку, а лучше метнись сам и передай: «Святой жив!»

– Не понял, – пролепетал филдоператор. – Кто жив?!

– Святой! Будешь повторять до опупения, пока мы не вернемся.

– Больше ничего не надо сказать?

Мопс задумался, после чего последовал трехэтажный мат.

– Это тоже для Бодровского? – уточнил организатор охоты, осторожно пытаясь освободиться.

– Нет, это уже для Святого, – пояснил Мопс и рявкнул: – Бегом!

Брезгливо оттирая щеку, филдоператор поспешил к палатке. На какое-то мгновение все стихло. Толик выбрался из машины. Он лихорадочно вглядывался в туман.

– У тебя осталось оружие? – спросил из-за спины Мопс.

– Откуда?

– Ну да. – Охранник понимающе кивнул и протянул приятелю собственную «беретту». – Возьми. Целимся в голову. Мы не должны его упустить.

– Как думаешь, хозяин услышал?

– А что толку. – Мопс еще хотел что-то добавить, но промолчал.

Где-то рядом заработали двигатели. Машины остальных участников охоты в спешном порядке покидали площадку. Последним мимо них промчался джип с Ириной Эйновной, брызнув из-под колес комьями грязи.

– Крысы! – промычал, еле ворочая разбитыми губами, Толик, с трудом поборов желание пальнуть пару раз вслед удаляющемуся автомобилю.

Скрипка Вивальди оборвалась, и из динамиков чей-то голос пропищал:

– Святой жив…

Он повторил фразу дважды, после чего динамики онемели.

Тяжелая, свинцовая тишина нависла над потонувшим в тумане пустырем.

Разъяренно тряся головой, Толик бросился в туман. Мопс с шофером поспешили следом.

Дождь и налетевший внезапно легкий ветерок сделали свое дело. Мгла начала понемногу отступать. Только в низинах да по склонам холмов еще клубились густые белые хлопья. Платон Петрович заметил обе ракеты. Он понимал, что сейчас наступил решающий момент охоты. Теперь все зависело от умения запутать врага. Нужно было заставить противника отправиться по следу, принудить к активным действиям, может, даже изобразить бегство, чтобы одним внезапным ударом покончить с ним. Сам же Бодровский приготовился ждать, больше полагаясь на слух, чем надеясь увидеть приближающегося Желтка.

Где-то далеко пронзительно затрещала сорока.

– Не то! – недовольно заерзал бизнесмен.

Он снова вернулся к дереву, от которого начал охоту. Со стороны стоянки ветерок принес обрывки мелодии вальса. Дерево, зашелестев кроной, уронило вниз желтые листья. Сырое и хмурое осеннее утро не спеша входило в свои права.

Бодровский хищно наклонился к самой земле, почти лег щекой на траву.

– Он не придет, – раздался за его спиной голос.

От неожиданности Платон Петрович вздрогнул и обернулся.

Святой стоял застыв на краю обрыва.

Это абсолютно бесшумное появление смутило и испугало Бодровского гораздо больше, чем личность самого Дмитрия. Чудовище внутри Платона Петровича задрожало, скукожилось и лопнуло, как лопается мыльный пузырь, оставив после себя удушливый приступ страха.

– Ты?! – пробормотал Бодровский и вдруг захрипел, оскалившись в бессильной злобе. – Ты!..

– Я разве так сильно изменился? – изобразил изумление Святой. – А может, тебя удивило то, что я пришел один? Мои друзья просили передать привет и признательность за сюрприз, который ты приготовил нам во дворце Эмира. Лучшего фейерверка и мы в жизни не видели. Особенно благодарил Пашка. Он почему-то решил, будто сможет остановить бомбу, вот так запросто, словно будильник.

Бодровский, нарочито громко кряхтя, поднялся, отряхивая с колен листья.

– Ну, а что случилось со вторым? – спросил он.

– Ты ошибся в Вовке.

– Впрочем, как и ты, – оборвал Платон Петрович.

– Возможно. Но Гуляй никогда бы не стал стрелять в спину другу, а убить, глядя в глаза, у него не получилось.