Рано утром в дверь постучались Брисбейн и Отис. Джиллиан как раз успела одеться и позавтракать.

— Нам ведено отвезти тебя к сестре, — объявил Брисбейн.

— Значит, она наконец согласилась увидеться со мной? — обрадовалась Джиллиан. Но Отис покачал головой.

— Ей приказали, — коротко объяснил он. Джиллиан постаралась не подать виду, как больно ранил ее отказ сестры.

Они направились к конюшне, где уже были оседланы лошади. Брисбейн подстегнул своего конька и помчался вперед. Ни он, ни Отис не обмолвились ни единым словом, пока впереди, у бывшей границы, разделявшей когда-то земли Макферсонов и Синклеров, не показалось небольшое скопление домов. Джиллиан испуганно огляделась. Кристен и без того отвергла сестру, и та, как это ни унизительно, смирилась с этим, но если выяснится, что она к тому же не знает, где сокровище, или забыла, что произошло, дядюшка Морган обречен.

— Господи, прошу тебя, пусть она вспомнит, — пробормотала девушка и, спешившись, побрела к указанному Брисбейном домику.

— Мы подождем тебя, — пообещал он.

— Не стоит. Я сама найду дорогу.

Дверь открылась, и па пороге показалась женщина, в которой Джиллиан ни за что не признала бы сестру. Сзади маячил ее муж, длинный и тощий, с очевидной неприязнью глазевший на незваную гостью. Похоже, он и в самом деле готов был любой ценой защитить жену.

Кристен оказалась почти на голову выше Джиллиан, и хотя, по словам Лайзы, была в детстве златовласой, как ангелочек, сейчас ее локоны стали куда темнее, чем у сестры.

Они чужие! Совсем чужие. Годы и беды разделили и разлучили их навсегда!

И к тому же Кристен была на сносях. Никто не позаботился сообщить об этом Джиллиан.

Не выгляди сестра такой угрюмой и недовольной, Джиллиан обняла бы ее и сказала, как рада встрече. Они долго смотрели друг на друга, прежде чем Джиллиан прервала неловкое молчание.

— Ты Кристен?

— Ну да, — буркнула она. — Была ею когда-то. Родители поменяли мне имя. Теперь я Кейт.

Внезапный приступ ярости застал Джиллиан врасплох, и она взорвалась, прежде чем успела взять себя в руки:

— Твои родители мертвы и похоронены в Англии!

— Я их не помню.

Джиллиан зловеще прищурилась.

— А мне кажется, что ты прекрасно помнишь отца!

— Что тебе нужно от меня? — вызывающе бросила Кристен. Джиллиан отчего-то захотелось плакать.

— Ты моя сестра. Я много лет мечтала тебя найти.

— Но не затем только, чтобы сказать ей это. Ты Добиваешься еще чего-то! — вмешался муж.

Вспомнив о правилах приличия, Кристен поспешно познакомила их. Его звали, как оказалось, Мейнусом. Джиллиан учтиво солгала, что рада познакомиться.

— Да, ты прав, — ответила она наконец. — И что из этого? Кристен словно оцепенела.

— Я не могу и не хочу возвращаться в Англию, — с трудом выговорила она. — Моя жизнь здесь, Джиллиан.

— Так вот чего ты боишься! Что я заставлю тебя уехать со мной? О, Кристен, я никогда бы не попросила тебя о таком!

Очевидно, искренность, звучавшая в ее голосе, немного умиротворила Кристен. Она кивнула мужу и что-то ему прошептала. Мейнус неохотно кивнул и, поклонившись, принес два стула. Кристен села и знаком велела Джиллиан сделать то же самое. Мейнус удалился, и родные сестры, ставшие посторонними людьми, остались одни.

— Ты счастлива? — спросила Джиллиан, надеясь разговорить Кристен.

— Да, очень. Мы женаты пять лет, и скоро на свет появится наш первенец.

Джиллиан решила поскорее заговорить о том, что так волновало ее, прежде чем сестра решит распрощаться. Она и так уже дважды поглядывала на дверь.

— Я хочу потолковать с тобой, — начала она.

— Как ты меня нашла?

— Один из Синклеров обнаружил, где ты живешь, и рассказал барону Элфорду. Ты его помнишь?

— Да, он не раз посылал своих людей на поиски с приказом приволочь меня в Англию. Как, впрочем, и король. Откуда этот человек узнал про меня?

— Предатель, — поправила Джиллиан. — Понятия не имею. Он унес тайну с собой в могилу.

— Как странно воскрешать в памяти прошлое. Родители хотели, чтобы я все забыла, и чем скорее, тем лучше.

— А мне необходимо, чтобы ты вспомнила.

— Почему?

— На карту поставлена жизнь дяди Моргана.

— Кто это?

— Кристен, клянусь, вернувшись в Англию, я постараюсь убедить барона и короля, что ты мертва, и больше они не станут тебя преследовать.

— Но как тебе это удастся? — охнула Кристен.

— Найду способ, — заверила сестра. — А теперь, умоляю, вспомни ту ночь, когда погиб отец.

— А почему ты вообразила, будто мне это под силу? Я была совсем маленькой.

— На три года старше меня, — возразила Джиллиан. — А в моем сердце навеки запечатлен тот ужас.

— Не желаю говорить о той ночи. Я все эти годы старалась выбросить ее из головы.

Джиллиан сделала все, чтобы убедить сестру, заклинала и молила, просила и уговаривала, но все напрасно. Когда Мейнус через полчаса вышел и объявил, что жене нужно отдохнуть, Кристен облегченно улыбнулась, словно получив отсрочку казни, и Джиллиан едва не зарыдала от обиды и горя. Потрясенная неудачей, она встала и медленно пошла по тропинке, стараясь не всхлипывать слишком громко. Бедный дядя! Какой дурой она была, самонадеянно считая, что способна его спасти!

Бешенство вновь захлестнуло ее с такой силой, что Джиллиан, не помня себя, круто повернулась и закричала:

— Кристен, с каких это пор ты стала такой жалкой трусихой?! Ты позоришь имя нашего отца, и я благодарю Бога, что он не дожил до этого дня!

Нескрываемое презрение сестры словно ножом пронзило сердце Кристен.

— Подожди! — крикнула она, залившись слезами. — Не уходи!

Вырвавшись из объятий мужа, она поспешила к Джиллиан.

— Пожалуйста, прости меня!

И неожиданно все изменилось — из чужих они стали родными и, плача, обнимались и целовались.

— Я никогда не забывала тебя, — шептала Кристен. — Прости, прости, пожалуйста. — Она шмыгала носом и вытирала глаза рукой, но слезы не унимались. — Я столько лет терзалась угрызениями совести, и хотя понимала, что не виновата, все же…

— Ты тут совершенно ни при чем, — заверила Джиллиан. — И дело вовсе не в тебе.

— Но я успела уйти, а тебя схватили.

— О, Кристен, ты была совсем маленькой! Невозможно изменить то, что случилось!

— Я помню ту ночь, словно это было вчера. Господь знает, как я пыталась забыть… Отец поцеловал нас на прощание. От него пахло кожей и мылом, а руки загрубели от мозолей, но мне так нравилось, когда он гладил меня по щеке!