– Либо душа нашего кликуши переселилась, либо молитвословие заразно, – буркнул Ван Ален; Курт пожал плечами:

– В его случае это нелишне. Как знать, Карл, быть может, случится чудо, и тебе дадут еще время.

– И пару пенделей, – докончил охотник, довольно бесцеремонно вздернув раненого на ноги, и кивнул трактирщику: – Уведи его на кухню, напоите серебряной водой, промойте ею и затяните чем-нибудь эти… до чрезвычайности опасные смертельные раны. Когда мы разберемся с вожаком, я его заштопаю.

– А если не разберетесь? – уточнил Велле тихо, и Ван Ален усмехнулся, подтолкнув его в спину:

– Ну, тогда и суетиться будет ни к чему… Шагай резвее.

– Макс, ты тоже, – подал голос Бруно, когда кухонная дверь уже закрылась за уходящими. – Нечего тебе делать здесь.

– Я останусь, – твердо возразил парнишка; охотник кивнул:

– Разумеется, останешься. А ты, помощник инквизитора, подумай о том, что, не окажись парень рядом, эта тварь раздавила б тебя, как лягушку. Решает, само собой, Молот Ведьм, мальчишка под его покровительством, но я б советовал его не гнать.

Сейчас Хагнер никуда не пойдет и слушать никого не станет; чтобы понять это ясно и четко, не надо было иметь в своем арсенале макаритскую выучку и почти шесть лет инквизиторской службы – в лице парня была решимость, а в глазах упоение своей первой победой и упрямство, переломить которое можно было разве что силой. Приказным тоном повелеть сейчас исполнить указание, услышать в ответ отказ и не суметь ничего этому противопоставить, кроме рукоприкладства… В сложившейся ситуации это одно способно уронить авторитет майстера инквизитора ниже пола.

– Как чувствуешь себя? – помедлив, осведомился Курт, и Хагнер криво усмехнулся, приподняв окровавленную руку с железным штырем в ней:

– Как никогда хорошо.

– Оставайся, – согласился он. – Ты впрямь себя отлично показал.

– На его месте я уже напал бы, – заметил фон Зайденберг, отпустивший, наконец, ощетиненный железом щит, и сделал шаг к середине зала, пытаясь выглянуть в темноту за дверью. – Чего он ждет? И какой неожиданности ждать нам?

– Вы целы? – уточнил Курт и, когда рыцарь равнодушно отмахнулся, кивнул: – И в самом деле. Что-то затишье слишком затянулось; я полагал, что у нас будет меньше полуминуты на то, чтобы вздохнуть. Ян?

– А что сразу Ян? – огрызнулся охотник. – Я понятия не имею, что там происходит. Может быть, он, наконец, перетрусил, плюнул на все и свалил – заделать другого звереныша на поверку выходит дешевле.

– Надеюсь, вы ошибаетесь, – угрюмо выговорил Хагнер; Курт, нахмурившись, покосился в его сторону, однако придержал наставления о незлобии, готовые уже сорваться с языка. – Повторю свое предложение: быть может, мне все же стоило бы выйти наружу и показаться ему?

– Нет необходимости, – возразил Ван Ален и, когда к нему обратились вопрошающие взгляды, кивнул за дверь: – Он не ушел.

Курт, помедлив, неспешно сделал несколько шагов к центру зала, встав против порога; в открытую дверь сквозь полупрозрачную пелену затихающей метели был виден силуэт в отдалении – человек в длинном одеянии стоял подле купы близких деревьев, стоял, не двигаясь, не подходя и не удаляясь. Во всеобщем молчании и неподвижности протекли два мгновения, и, когда позади послышался шорох, Ван Ален вздрогнул, развернувшись и вскинув меч, а Бруно отпрыгнул от внезапного шевеления у себя под ногами.

– Тьфу ты, чтоб вас, – выговорил охотник зло, брезгливо отойдя от убитого оборотня, чье остывшее тело начало содрогаться в посмертных метаморфозах, отступил в сторону, убрал клинок в ножны и, наложив стрелу, нацелился на дверь, не натягивая тетивы до конца. – Не знаю, что он задумал, но – люпус, давай назад и без нужды не лезь.

– Почему он в таком виде? – непонимающе пробормотал фон Зайденберг. – Я полагал, нам следует ждать зверя, ждать нападения, ждать… Для чего он принял человеческий облик?

– Он идет сюда, – напряженно констатировал Хагнер. – Почему он не боится, что мы убьем его прямо на пороге?

Курт переглянулся с охотником, и тот тяжело вздохнул, покривив губы в понимающей усмешке.

Разумеется, сейчас, с каждым шагом этого человека, приближался все более благоприятный момент, когда избавиться от угрозы можно будет легко и просто – всего-то Ван Алену надо спустить с тетивы стрелу, а Курту подобрать с пола свой арбалет и всадить все четыре болта разом. Все, что останется сделать после – это добить раненого, останется ли он человеком или, сумев выскочить прочь, обратится зверем. Но брошенная минуту назад фраза Хагнера ясно давала понять, что парню такой оборот дела не понравится. Тот, кто уверенно шел к их двери, явно осознавал то, что понимал и сам Курт: рискуя напороться на очередной подвох, все ближе подступающего противника все же придется пустить на порог, ибо стоящий за их спинами мальчишка, чью злость и нетерпение он сейчас ощущал затылком, хочет этого. Хочет увидеть того, кого не видел почти пятнадцать лет, и сказать ему все то, что наверняка говорил уже не раз – в мыслях, которых за последние пару дней уж точно было немало…

– Не стреляй, – попросил Курт тихо, и охотник вздохнул снова.

– Да я уж понял, – согласился Ван Ален, приподняв лук выше.

– Почему? – нахмурился рыцарь. – Что вы задумали, майстер инквизитор?

– Ничего, – ответил вместо него Бруно. – Просто так надо.

– Только держи себя в руках, люпус, – строго велел охотник. – Не наделай глупостей.

Хагнер не ответил, лишь медленно, с напряжением переведя дыхание.

Человек по ту сторону на миг приостановился и снова двинулся вперед, войдя в полосу света, падающего из двери на окрашенный кровью снег. Он был бос, и никакой иной одежды, кроме длинной овчинной шубы, на нем не имелось; в волосах запутался снег, похожий на седину, кожа покраснела от мороза, однако не было похоже на то, что его одолевает что-то серьезней озноба. За несколько шагов до двери он замер снова и, помедлив, решительно ступил вперед.

– Застынь, – потребовал Курт, и тот остановился на пороге, переведя взгляд ему за спину, где все так же молча стоял Хагнер. – Ни шагу больше.

– Курт Гессе, – отметил тот. – Знаменитый Молот Ведьм.

Он не ответил, рассматривая человека напротив внимательно и придирчиво.

Максимилиан-старший занимал собою дверной проем почти совершенно, однако вовсе не из-за толстой шубы, и внутрь он вошел, пригнувшись под притолокой. Что-то общее в этом лице и лице Хагнера, несомненно, было – и острые скулы, и прямой нос, и тяжелый подбородок, хотя пришелец все же не был повзрослевшей копией мальчишки. Однако было что-то, кроме родственной схожести, что-то неуловимое, что объединяло этих двоих между собой и отличало от прочего рода людского, но что – этого Курт определить не мог. Три года назад ему случилось свести знакомство со следователем, необъяснимым чутьем умевшим выделить из толпы вот таких, отличных от других людей и зачастую оказывающихся вовсе не людьми, но и тот не умел разъяснить, как и по каким приметам узнавал это. Просто было – что-то. Что-то не то…