– Контр-адмирал.

– Почему без погон? Где ваши погоны?

– Вышел в отставку, потому и без погон. – О том, что у него лежит в кармане командировочное предписание от советской власти, выданное аж в самом Смольном, Тимирев не говорил, и правильно делал – этот царский полковник, еще не снявший с кителя погон, запросто мог поставить его к стенке. – Доберусь до Владивостока, там, если прикажут, погоны надену снова.

Тимирев не лукавил, он, несмотря на предписание, служить советской власти не собирался, но если его снова призовут под Андреевский флаг и заставят вспомнить о присяге, данной государю, колебаться он не будет ни минуты.

Пропуск ему добыть не удалось.

Несколько человек все-таки получили эту бумагу, погрузились в отдельный вагон – нераскуроченный, спальный, с мягкими диванами – и покатили дальше. Счастливчикам завидовал весь поезд.

Собственно, что до Хабаровска, что до Харбина оставалось одинаково, казалось – это совсем не далеко, стоит только заглянуть за горизонт, как увидишь Хабаровск. Но близок локоть, да не укусишь. Тимирев нервничал, ругался, иногда наведывался в вагон-ресторан, без Анны Васильевны – там приказывал налить в стакан водки, залпом выпивал и заедал свежей, собранной ресторанной бригадой прямо на снежных проплешинах черемшой.

Время шло, будущее казалось мутным, неопределенность выбивала из колеи. Когда удастся сняться с якоря, было непонятно.

Тут свои недюженные способности проявили братья-лицеисты, они показали, на что способна современная молодежь: умудрились достать документы некой загадочной компании, то ли русско-канадской, то ли американо-русской – какой именно, не понял никто, вписали туда фамилии Крашенинниковых, Тимиревых, девушки Жени и свои собственные, под эту грубо сработанную, явно фальшивую бумагу получили пропуск – один на всех, коллективный – и покатили дальше.

Места боев усеченный поезд старался проскочить на скорости. Во многих местах глаза пугали своей чернотой сожженные бараки, вонзившие в небо горелые стропила, будто орудийные стволы, водокачки с обрезанными рукавами, несколько вокзалов были спалены, в стенах вместо окон красовались угрюмые, обметанные сажей провалы. Пахло смертью.

А сопки уже окрашивались в белый цвет, будто невесты, – багульник уже отцвел, начала цвести черемуха.

На одной из станций, уже на подступах к Хабаровску, Анна Васильевна вдруг увидела человека, показавшегося ей знакомым.

Тот покупал у крохотной аккуратной старушки-карлицы варенье. Анна Васильевна вгляделась в этого человека: где же она его видела? Где? В Любаве, в Ревеле, в Кронштадте?

По перрону бродили тощие длиннорылые свиньи. Они были хорошо знакомы с правилами железнодорожного движения – ни одна из них никогда не попадала под колеса паровоза или вагона. Свиньи вольно ходили и по городу.

Молодой человек купил у карлицы две банки варенья, повернулся, и Анна Васильевна наконец узнала его: это был Боря Рыбалтовский – лейтенант, который когда-то на «Цесаревиче» служил под началом ее мужа; Анна Васильевна безуспешно пыталась обратить на себя его внимание, но Рыбалтовский не дал растопить свое сердце, остался верен мужскому долгу... Потом он пропал.

– Господи, это вы, Боря? – неверяще воскликнула Анна Васильевна.

– Как видите, – неохотно отозвался Рыбалтовский. – Собственной персоной.

– Как вы здесь очутились?

– Не знаю. – Он усмехнулся и отвел глаза в сторону, на важную, шерстистую, будто овца, свинью, вышагивающую по перрону с видом дежурного начальника вокзала. На боку свиньи было жирно выведено дегтем «Транс-Сиб». – Как-то так, занесло...

– Здесь находится Сергей Николаевич, в вагоне. – Она оглянулась. Их укороченный состав находился далеко от станции, стоял практически в тупике. – Не хотите повидаться?

– Вы знаете, Анна Васильевна, очень хочу. Но не могу. – Движения Рыбалтовского вдруг сделались суетливыми. – Я очень спешу. В следующий раз – обязательно. А сейчас не могу. Извините!

– Куда вы, Боря, направляетесь?

– Думаю добраться до Харбина.

– Зачем?

Он как-то странно, испытующе посмотрел на нее:

– Там сейчас находится Колчак.

Анна Васильевна невольно вздрогнула, по лицу ее пробежала тень, и она тесно прижалась плечом к Жене, стоявшей рядом. Уточнила, едва шевеля деревянными, враз переставшими слушаться губами:

– Александр Васильевич?

– Так точно! Александр Васильевич.

Глаза у Анны Васильевны влажно заблестели, она перевела взгляд с Рыбалтовского на недалекую церковь, откуда после утренней службы возвращались люди. Теперь, кроме Владивостока, у нее появилась новая цель – Харбин. Она обязательно должна побывать в Харбине, обязательно должна повидать Колчака. Губы у Анны Васильевны задрожали, растеклись в слабой неверящей улыбке.

Она даже не заметила, как Рыбалтовский, сухо поклонившись, исчез.

Женя, стоявшая рядом, все поняла – эти вещи женщины, обладающие более тонкой кожей, чем мужчины, ощущают очень хорошо, – порылась в сумочке, чтобы найти листок бумаги и карандаш. Она хотела прямо тут же, на перроне, оставить Анне Васильевне свой харбинский адpес. Спросила почти машинально, на всякий случай, хотя можно было и не спрашивать, она хорошо знала ответ:

– Вы приедете ко мне в Харбин?

Анна Васильевна ответила не задумываясь, тотчас же, радостно зазвеневшим голосом:

– Приеду!

Колчак к этой поре действительно переместился в Китай, только находился он не в Харбине, а в Пекине.

Он сидел в маленьком номере гостиницы и, простуженный, усталый, слушал, как за окнами бесится дождь. У него в последнее время все чаще и чаще возникало ощущение, что им играют, как обычной игрушкой, переставляют с места на место, дают незначительное задание и опять переставляют на новое место, словно не знают, куда эту ценную безделушку в конце концов определить.

За его спиной состоялся какой-то сговор, это Колчак ощущал явственно – с ним обошлись, как с обычным товаром на рынке. На Месопотамский фронт он так и не попал: ему объяснили, что военные действия там сошли на нет, русские части, дотоле храбро колотившие немцев, разбежались, да и Россия, заключив мир на самых невыгодных, которые только можно было придумать, условиях, выбыла из войны. А посему надлежит господину Колчаку, поступившему на службу в английские вооруженные силы, явиться в Китай. Здесь для него тоже найдется дело. И дело это будет горячим и интересным.

Из вольного, бандитского, украшенного флагами самых разных стран – спектр был очень широк, от Зеландии до Бурской республики – Шанхая он прибыл в Пекин, в русскую дипломатическую миссию.

Его встретил посол князь Н. А. Кудашев.

– В России – анархия, голод, холод, – сказал он Колчаку. – И никаких перспектив на то, что ситуация выровняется. С анархией надо бороться, поэтому возникли силы, которые способны дать по зубам и меньшевикам, и эсерам, и монархистам, и большевикам, и кадетам – всем, кто решил выйти на разбойную тропу, словом. Действуют уже две добровольческие армии – генерала Алексеева и генерала Корнилова. Нужна третья добровольческая армия.[164]Здесь, на Дальнем Востоке. В Сибири. Иначе нам порядок не обеспечить – здесь также все развалится.