– Девять, – отозвался Иван.

– Ну вот. За девять лет ты еще и переплюнешь их, – горячо заверил я его. – Главное, верь в себя, не останавливайся на полпути и пиши как бог на душу положит. А теперь пошли за стол, потому что помимо чары за свое освобождение я непременно хочу поднять кубок за первого русского пиита…

Пировали мы весело, хотя поляки, сославшись на государеву службу, часа через два удалились. Получается, Дмитрий, уволив одних ландскнехтов, немедля взял на их место других, так и не доверив свою безопасность стрельцам.

Что ж, судя по Огоньчику, Вербицкому и Сонецкому, выбор он сделал умеючи, из лучших, и мы, уговорившись встретиться завтра, продолжали втроем. Итальянец, я и Хворостинин сидели за «прямым» столом, а поблизости, за «кривым», разместилась шестерка моих гвардейцев.

– А чего это твой дворский вздохнул с таким облегчением, когда ляхи ушли? – поинтересовался я у Ивана.

– Опасался, что буйствовать учнут, – как всегда чуть виновато улыбнулся он. – Тут по Москве последние дни кой-кто из них изрядно напроказил, особливо в Китай-городе, вот Бубуля, наслушавшись, и стерегся.

Я покосился в сторону распевавшего какую-то итальянскую песню Микеланджело.

На мой взгляд, Бубуле следовало в первую очередь опасаться именно художника – задира тот еще, и для буйства ему если и не хватает, то совсем немного. Еще пара-тройка чарок, и Караваджо обязательно начнет задираться, поскольку уже сейчас недовольно поглядывает по сторонам.

Кажется, пришла пора срочно уводить его отсюда.

Впрочем, мне тоже засиживаться не след, поскольку на сегодня запланирована небольшая кучка дел, и первое – повстречаться с бродячими спецназовцами, чтобы озадачить ребят на будущее.

Однако не тут-то было.

Вывести Микеланджело из хором Хворостинина мне удалось, хотя и с трудом – итальянец вопил: «Гулять так гулять!», явно успев в этом отношении обрусеть.

Далее же заминка. Караваджо твердо вознамерился ехать со мной, а я столь же твердо решил оставить нежелательного свидетеля в царских палатах, где ему по распоряжению Дмитрия была отведена небольшая светлица для проживания.

В конечном счете пришлось пойти на компромисс и направиться в Китай-город, где полно кабаков, а изрядно нахлебавшемуся художнику достаточно совсем немного, чтобы он сменил имидж, превратившись из Каравая в Кисель.

Крюк, конечно, ибо Малая Бронная слобода совсем рядом, а мне придется ехать в противоположную сторону, но это как посмотреть. Я же все равно собирался к Баруху, чтобы узнать, как обстоят дела у царского кредитора – вернул ему Дмитрий деньги, прислушавшись к моей рекомендации, или нет.

Вот заодно, после того как избавлюсь от Микеланджело, и загляну к нему на Никольскую, а уж потом обратно, к ребятам на Малую Бронную.

Пока мы проезжали Кутафью, миновали мост, ведущий в Кремль, и нырнули под Знаменские ворота, я продолжал уговаривать итальянца отправиться к себе передохнуть перед новыми подвигами, но Караваджо упирался что есть мочи.

Горячая кровь уроженца Апеннин бушевала в нем с неистовой силой, и он явно жаждал приступить к свершению этих самых подвигов немедля, не откладывая ни минуты, поэтому бросить его в таком буйном состоянии я не решился.

Ладно, авось до Китай-города рукой подать.

Я проехал мимо Троицкого подворья, хмуро покосился на свой терем и уже повернул коня в сторону Никольских ворот, как тут кто-то звонко окликнул меня:

– Рад видеть тебя в добром здравии, князь-батюшка! – И тут же, несколько растерянно: – Да неужто и к себе не заглянешь? А князь Дуглас уж повелел дворне столы готовить да припасы с медами из подклетей вынимать.

Голос был знакомым. Обернулся – так и есть, Багульник. И как он только ухитрился не просто почуять мое приближение, но и успеть выскочить за ворота?!

Впрочем, чутье у него всегда было отменным. Именно за него я и поставил бродячего спецназовца наблюдателем не куда-нибудь, а в Кремль, для конспирации назначив своим дворским.

– Некогда, – суховато бросил я, но, чуть помедлив, остановился и повернул коня к парню. Он-то ни в чем передо мной не виноват, так что смягчил тон, улыбнувшись и пояснив свою торопливость: – Дел очень много, вот и получается, что хлопоты твои напрасны.

– До вечера отложить? – уточнил Багульник.

– Едва ли, – поправил я его, вспомнив, что уже договорился с Хворостининым о ночлеге. – Может, как-нибудь на днях, если успею управиться, а коли нет – не обессудь. Лучше сам ближе к вечеру загляни ныне… – И, не договорив, кивнул, указывая назад, в сторону Знаменских ворот.

Уточнять ни к чему – парень и без того прекрасно знает, где наша явочная квартира, так что орать об этом на всю улицу не стоит.

Я еще не знал, что все выйдет совершенно иначе и добраться до Малой Бронной мне в этот вечер не суждено.

Мы с Микеланджело даже не заглянули на кружечный двор, не дойдя до него буквально полметра. Кони уже были привязаны к имеющейся подле двора коновязи, и мы двинулись к нему, как тут у самой двери меня остановила… вонь.

Я вообще-то человек не брезгливый – армия отучает от многих вредных привычек, в том числе и от этой, а если что-то и осталось, то за полтора года пребывания в семнадцатом веке и эти остатки давно улетучились, испарились, исчезли.

Но это я так предполагал.

Оказывается, не до конца, потому что, когда дверь распахнулась и на меня повеяло ароматами кружечной избы, все съеденное и выпитое у Хворостинина сразу же запросилось наружу, ибо палитра разнообразных ароматов была раз в десять сильнее того, что близ выгребной ямы, и примерно такой же по степени противности.

К тому же преобладающей в этой гамме была какая-то сладковатая тухлятина. Полное ощущение, что несостоятельных алкашей убивают, а трупы в назидание прочим оставляют на всеобщее обозрение недельки эдак на две, и сейчас там за дверью скопилось не менее пяти-шести несвежих покойников.

Вынырнувший из-за двери бродяга, голый по пояс и даже без нательного креста, поглядел на меня мутными глазами, осоловело икнул и невозмутимо подался прочь, используя для передвижения все четыре конечности – встать на ноги он даже не пытался.

Словом, после всего этого заходить внутрь мне расхотелось вовсе.

Даже ненадолго.

И вообще, за каким чертом мне понадобились эти гнусные забегаловки, напрочь лишенные вентиляции?! Гораздо проще накачать итальянца прямо тут, на свежем воздухе, благо, что фляга у него с собой имелась, да и у меня тоже – спасибо заботливому Ивану, снабдил на дорожку.

Не откладывая в долгий ящик, я подкинул Микеланджело идею устроить молодецкую забаву – кто быстрее осушит свою флягу до дна. Караваджо нахмурился, прикидывая, но затем его лицо просияло, и он, пьяно улыбаясь, согласно кивнул и даже предложил поспорить на два золотых флорина.