«Если ты не сможешь держать в узде вспыльчивость, она будет контролировать тебя». — С этими словами он ушел, низко опустив голову. Она не захлопнула дверь. Закрыла ее тихонько.

И в тот год Пайпер начала бороться со своей вспыльчивостью. Подумала, что еще очень долго будет оставаться пятнадцатилетней, если не внесет в свое поведение фундаментальные изменения. Полностью она вспыльчивость не убила — нельзя же убить часть себя, но, работая над самоконтролем, в целом добилась успеха. А если чувствовала, что вспыльчивость вот-вот вырвется на свободу, вспоминала слова отца, его протянутые к ней руки и медленные шаги по коридору в доме, где она выросла. На его похоронах девятью годами позже Пайпер произнесла: «От моего отца я услышала самую важную фразу в своей жизни». Саму фразу она не озвучила, но ее мать знала. Та сидела на первом ряду в церкви, где теперь служила ее дочь.

Последние двадцать лет, ощущая желание накинуться на кого-то, — часто желание практически неудержимое, потому что люди бывали такими глупыми, такими, казалось, намеренно тупыми, — Пайпер вызывала из памяти голос отца: Если ты не сможешь держать в узде вспыльчивость, она будет контролировать тебя.

Но теперь красная брешь все расширялась, и Пайпер испытывала острое желание швырять вещи. Раздирать кожу, пока не потечет кровь.

— Ты спросила, кто это сделал?

— Да, конечно. Она не сказала. Напугана.

Пайпер вспомнила, как поначалу приняла лежащих на обочине мать и младенца за мешок с мусором. И конечно же, именно так воспринимали их те, кто это сделал. Она встала.

— Я с ней поговорю.

— Может, сейчас не стоит, — засомневалась Джинни. — Ей дали успокоительное, и она…

— Пусть попробует, — вмешался Твитч. Лицо его побледнело. Руки со сцепленными пальцами он зажал коленями, костяшки похрустывали. — И постарайтесь, чтобы у вас получилось, преподобная.

Сэмми лежала, смежив веки. Но ее глаза медленно открылись, когда Пайпер села у кровати.

— Вы… та, кто…

— Да. — Пайпер взяла ее за руку. — Меня зовут Пайпер Либби.

— Спасибо вам. — Глаза Сэмми начали закрываться.

— Отблагодари меня, назови имена тех, которые тебя изнасиловали.

В сумраке палаты — теплой палаты, потому что кондиционер не работал — Сэмми покачала головой.

— Они пригрозили, что мне не поздоровится, если я скажу. — Она посмотрела на Пайпер. Коровьим взглядом, полным тупого смирения. — Они могут отыграться и на Литл Уолтере.

Пайпер кивнула:

— Я понимаю твой испуг. А теперь скажи мне, кто они. Назови их имена.

— Разве вы меня не слышали? — Теперь Сэмми не смотрела на Пайпер. — Они сказали, что…

Для долгих увещеваний времени у Пайпер не было: девушка могла отключиться в любой момент. Она схватила Сэмми за руку.

— Мне нужны эти имена, и ты мне их назовешь.

— Я не могу. — Из глаз Сэмми потекли слезы.

— Назовешь, потому что ты могла умереть, если бы я не подобрала тебя. — Она помолчала и вонзила кинжал еще глубже. После, возможно, о том пожалеет, но не сейчас. Сейчас эта девушка на кровати оставалась единственной преградой на пути к необходимым ей сведениям. — Не говоря уже о твоем ребенке. Он тоже мог умереть. Я спасла твою жизнь, я спасла его, и мне нужны эти имена!

— Нет. — Но сопротивление девушки слабело, и какая-то часть преподобной Пайпер Либби получала от этого истинное наслаждение. Потом она ужаснется. Подумает: Ты ничем не лучше тех парней, насилие — это насилие. Но тогда Пайпер получала удовольствие, точно так же, как получала его, сдергивая со стены дорогой сердцу постер и разрывая в клочья.

Мне нравится, потому что это горько, думала она. И потому что такова моя натура.

Она наклонилась над плачущей девушкой.

— Вытащи вату из ушей, Сэмми, потому что ты должна это услышать. Что они сделали однажды, они сделают снова. И когда они это сделают, когда какая-нибудь другая женщина появится здесь с окровавленной вульвой и, возможно, беременная от одного из этих насильников, я приду к тебе, и я скажу…

— Нет! Хватит!

— Ты в этом участвовала. Ты в этом участвовала, подзуживая их.

— Нет! — воскликнула Сэмми. — Не я, Джорджия! Джорджия их подзуживала!

Леденящее кровь отвращение охватило Пайпер. Женщина. Там была женщина. Красная брешь в голове еще расширилась. Скоро из нее могла потечь лава.

— Назови мне их имена.

И Сэмми назвала.

Джекки Уэттингтон и Линда Эверетт припарковались около «Мира еды». Супермаркет закрывался в пять вечера вместо привычных восьми. Рэндолф прислал их, опасаясь, что раннее закрытие может вызвать беспорядки. Нелепая идея, поскольку супермаркет практически пустовал. На парковке еще оставался с десяток автомобилей, и в медленных движениях последних покупателей чувствовалось оцепенение, словно всем им приснился один дурной сон. Работал единственный кассир, молодой парнишка Брюс Ярдли, брал наличные и выписывал расписки вместо того, чтобы прокатывать кредитные карточки. Мясной отдел заметно опустел, но курятины хватало, а стеллажи с консервами и бакалеей заполняли товары.

Они дожидались ухода последнего покупателя, когда зазвонил мобильник Линды. Она увидела, кто звонит, и у нее засосало под ложечкой: Марта Эдмундс, с которой оставались Джанель и Джуди в те дни, когда работали и Расти, и Линда, а после появления Купола такое случалось каждый день. Она нажала на кнопку приема.

— Марта? — Линда молила Бога, чтобы ничего не произошло, и Марта позвонила лишь с вопросом: можно ли ей отвести девочек на городскую площадь, что-то в этом роде. — Все в порядке?

— Ну… да. Я думаю, да. — Линда пришла в ужас, слыша тревогу в голосе Марты. — Но… ты видела эти припадки?

— Господи… у нее был припадок?

— Думаю, да, — ответила Марта и тут же добавила: — Сейчас девочки в полном порядке, в другой комнате, раскрашивают картинки.

— Что случилось? Расскажи мне.

— Они сидели на качелях. Я занималась цветами, подготавливала к зиме.

— Марта, пожалуйста! — воскликнула Линда, и Джекки коснулась ее руки.

— Извини. Одри начала лаять. Поэтому я обернулась. Спросила: «Сладенькая, ты в порядке?» Она не ответила, просто слезла с качелей и села под ними… ты знаешь, в маленькую выбоину от ног. Она не упала, ничего такого, просто села на землю. Уставилась прямо перед собой и начала чмокать губами, а ты предупреждала, что за этим надо следить. Я подбежала… тряхнула ее… и она сказала… сейчас вспомню.

Вот оно, подумала Линда. Останови Хэллоуин! Ты должен остановить Хэллоуин!