человек сейчас говорит, что все это сделано для шоу! Она никогда не задавалась вопросом, празднуют ли местные жители Рождество или Пасху, – это не касалось ее раньше, но сейчас…

– Ты хочешь сказать… – Она видела, как Саид обернулся и остановился, недовольно посмотрев на нее. Весь его вид говорил о том, что его напрягает этот разговор. Но она должна узнать одну вещь. – Если бы твоя жена была христианкой, ты бы не позволил ей приезжать к родителям, чтобы нарядить елку, подарить подарки?

Саид хитро улыбнулся в ответ.

– Это я не про себя говорю, я привела пример, – прошептала она, отступив. – Просто интересно.

Он подошел к ней вплотную и прошептал на ушко:

– Позволил.

Вирджиния выдохнула. Но следующие его слова заставили ее замереть.

– А моим детям – нет.

У нее не было больше слов, она только развела руками. Не понимала уже ничего: ни его, ни себя. Вот что она хотела услышать? Зачем вообще спрашивала такое? Ей не надо знать ответ на этот вопрос, ведь она никогда не будет с ним. Или надо? Значит, где-то внутри, в глубине души, в ней все-таки сидит желание быть его женой? Второй… Четвертой… Не важно. Лишь бы быть с ним. Но принять ислам?! Нет, она не сможет сделать этого. Она и так проревела весь месяц, отгоняя подобные мысли прочь.

Думала об одном, но не могла не спросить другое:

– А детям-то почему? Каждому ребенку интересен Санта- Клаус и подарки.

– Мои дети будут истинными мусульманами. И еще они должны знать, что те, кто называет себя христианами, далеко не всегда воспринимают Рождество как религиозный праздник. Сегодня для многих из них это просто приятное времяпрепровождение.

– Ты только что оскорбил меня, – прошептала она. Хотелось закричать на него, но она не могла. Вообще его близость действовала на нее странно: хотелось молчать и подчиняться.

– Прости, но это правда. – Его губы коснулись ее губ. У него был более действенный способ заставить ее замолчать и перестать думать.

А потом он повел ее в дом, и Вирджиния не задавала больше вопросов. Чуть позже, сидя на диване и поджав под себя ноги, она ждала Саида – он должен был принести дрова; ее взгляд упал на книгу в твердом переплете, что лежала на столике и манила взять ее. Коран. Вирджиния откинула плед и потянулась за ней. С виду – обычная книга, без пафоса и изысков. Как у нее получается излучать такую силу, быть такой могущественной? Может быть, потому, что это из-за нее Вирджиния не может быть с Саидом? Сплошные правила и ограничения.

Она открыла книгу именно в том месте, где была закладка. Когда-то Джек съязвил по поводу изучения Корана. Тогда его слова вызвали гнев, сейчас она понимала, что в какой-то степени он был прав. И хоть Саид не читает ей эту книгу на ночь, она не отказалась бы ее послушать. Но на его родном, арабском языке… Странно, она даже Библию не читала. Возможно, потому, что знала содержание, часто слышала его из уст родных, по телевизору, из детских представлений на праздниках. Она сама участвовала в них, учась в специальной христианской школе. Никогда не касалась мусульманства. Была отрезана от их мира, хотя жила среди них. Но так приучили ее с детства: держись от них подальше, они другие.

Вирджиния пролистывала одну страницу за другой, не вчитываясь, ей просто нравилось листать. Именно в такой позе застал ее Саид, когда вошел в дом с поленьями в руках. Он остановился, не веря своим глазам. Нет, он никогда не заставит ее насильно принять другую веру, она должна прийти к этому решению сама. Осознать головой и принять ее всей душой и всем сердцем. Могут пройти годы, а возможно, этого не произойдет никогда. И отец окажется прав. Но с Кораном в руках она выглядит такой родной, домашней и уютной…

Вирджиния заметила его, закрыла книгу и вернула на прежнее место. Саид молча прошел мимо нее к камину и положил поленья. Они думали об одном и том же, но молчали.

Весь следующий день лил дождь, но это ни капли их не огорчило. Они очень долго лежали в постели, и не было сил встать. Завтра они расстанутся. Дубай разлучит их. Снова навалятся проблемы.

– Хайяти, не думай ни о чем. Я обо всем подумаю за тебя. Просто верь мне.

Он произнес эти слова, пальцами проводя по ее ладошке, поднимаясь выше по руке, плечу, нежно касаясь лица и целуя в губы. Может, она и хотела ответить ему, воспротивиться тому, что думать тут не о чем – выхода нет, но он не дал ей сказать, прижав к мягкой кровати. Потом ее стон, и его пальцы переплелись с ее, а губы жадно скользили по коже, заставляя забыть обо всем на свете. Нежные прикосновения покалывали и, как отдельные искры, загорались, соединяясь в пламя. Даже дождь, который зарядил с утра, не смог бы затушить его. Не хватит океана воды, чтобы погасить эту любовь.

Саид пальцем провел по ее слегка распухшим от поцелуев губам, всматриваясь в глаза:

– Я люблю тебя, хайяти.

Вирджиния улыбнулась, вспомнив, что буквально недавно думала о том, что больше никогда не услышит этих слов. Как она ошибалась! Зачем нужно было терять целый месяц на грусть, если можно было радоваться каждой секунде?

– И я люблю тебя, Саид.

Как прекрасно слышать эти слова, произносить их! Хочется, чтобы они сопровождали их всю жизнь. Но для этого надо отречься от своей веры, принять ислам и научиться делить его с другой женщиной – молча, скрывая боль и ревность. Или разорвать эту связь, уйти и не услышать этих слов уже никогда.

Дождь закончился только под вечер. Саид вышел на террасу и остановился, смотря на горы. Тучи еще покрывали их верхушки, как пледом, но лучи солнца уже пробежали по мокрой траве, отражаясь в ней и сверкая.

Слишком сыро, чтобы идти гулять. Вирджиния сказала, что приготовит ужин сама, чтобы в последний вечер они могли побыть вдвоем, насладиться друг другом. Завтра он отвезет ее в аэропорт, а сам сядет в машину и поедет в Милан, где снова станет капитаном «Боинга».