Они отлично видели друг друга, невзирая на глубокую ночь. А все благодаря конструкции потолка и крыши, легко пропускающей рассеянный свет уличного фонаря. В доме, вместо более логичной кромешной темноты, царили сумерки.

Давыдов перевернулся со спины на бок. Тяжело вздохнул, и серьезным взглядом уставился на девушку. Что надеялся разглядеть, неизвестно. Только напряжение и чувство недосказанности все нарастало.

— Очень даже были! Но, тебе ли жаловаться? — Беззлобно рыкнул. — Судя по рассказам братца, ты провела их, довольно…весело, и весьма занимательно!

Наигранно возмущаясь, пихнула его локтем под ребра:

— Ой, можно подумать, что-то изменилось бы, проводи я вечера в стенах родного дома, и вышивая твой портрет «ноликом»!

— Уж на подвиги не тянуло бы точно!

— Какие еще…

— То есть, прыгнуть с десятиметрового обрыва, для тебя норма? — Вопреки строгому и сердитому тону, его указательный палец лег на губы очень мягко, призывая к молчанию. — Бл*дская обыденность? Ты хоть представляешь, насколько это опасно?!

Валерия мучительно застонала.

Глеб, зараза! Вот кто его за язык тянул?

— Так было нужно!

— Кому?

— Мне!

Скорее уж, жизненно важно!

После того, как узнала о его похождениях в свой двадцать первый день рождения, и сорвала с шеи дорогой сердцу кулон, ей и жить-то не хотелось. Все надежды и мечты, связанные с ним, рухнули в одночасье. Лишь тот адреналин, тоннами бушующий в крови во время полета, вопреки всему, стал ее единственной спасательной шлюпкой. Всю дурь из головы, как ветром сдуло! Тотальная перезагрузка сознания!

— В тот миг, я чувствовала себя свободной…

— От кого?

От тебя, любимый. От тебя.

— От целого мира, Герман. И пожалуйста, хватит об этом!

Давыдов, полоснув яростным взглядом, стиснул ладонью ее подбородок.

— Твое счастье, что меня не было рядом, в тот момент…клянусь, Лера, ты не смогла бы сидеть неделю!

Дура! Как есть, дура!

Вот кто, кроме нее, будет столь отчаянно радоваться подобным словам? Мужчина злился и негодовал, а она едва ли ни светилась изнутри, понимая причину подобной реакции.

— Все обошлось, правда. Никто не пострадал. Ну, кроме нашего самолюбия, конечно. — Мягко оплела крепкую мужскую руку, своей ладонью. — Очень скоро обо всем узнал мой папа. Как оказалось позже, на другом берегу отдыхал с семьей наш сосед, и сделал довольно четкую видеозапись. Вот уж, уверенны были, что в этот раз отец нас точно придушит. Но, нет, обошлось без рукоприкладства. В наказание, мы с Глебом, все оставшееся лето, пололи и поливали огромный приусадебный участок того самого соседа! Больше, подобных глупостей за мной не числилось.

Наконец, Давыдов расслабился. Напряжение покинуло могучее тело, а висок Леры обожгло его горячее дыхание.

— Вот и…умница.

Кожа покрылась крупными мурашками. Сердце же застучало где-то в горле.

— Твоя, да? — Голос внезапно сел. Хрипела так, словно горло простудила. — Твоя умница?

Он смотрел на нее пристально, и долго. Дышал тяжело, рвано. А потом, так же молча, поцеловал. Без привычной страсти. Но, так нежно, трепетно, и проникновенно, что голова пошла кругом. Когда запас кислорода достиг критической отметки, Герман отстранился.

— Спи, — притянул поближе к себе. — Хватит с тебя, на сегодня.

— Да? — Толи согласилась, толи протест выразила.

— Засыпай.

И не поспоришь же…

Странное дело, но после его слов на Леру навалилась жуткая усталость. Веки слипались, ощущаясь свинцовыми шторами. Уже проваливаясь в глубокий сон, расслышала горький мужской смешок:

— Мой портрет…ноликом…сумасшедшая!

Утро для Леры началось со слепящего своей яркостью солнечного света, и настойчивого дребезжания мобильного телефона. Едва нашла в себе силы, чтобы приоткрыть один глаз, и узнать имя «смертника», отважившегося будить работающего человека в девятом часу! В воскресенье! Однако это самое знание, и развеяло остатки сна, в считанные секунды. Звонила Смирнова. И судя по всему, далеко не в первый раз. Стало тревожно. А потому, проворно выбравшись из-под тяжелой мужской руки, перекинутой поперек ее талии, крадучись покинула комнату, и закрылась в ванной.

— Алло? — Проскрипела сонно, и довольно тихо. Эхо в пустом доме было то еще!

— Доброе утро, коллега! — Бодро поприветствовал мобильник, голосом Анны Александровны. — Какие планы на сегодня?

— Доброе! Я…это, — от напора собеседницы, даже растерялась, — отдохнуть, как следует. Выходной, как-никак.

Тяжелый вздох по ту сторону трубки:

— Прости, что разбудила. Да, и вообще, что беспокою. Но, честное слово, больше обратиться не к кому. Можешь оказать мне услугу?

— О чем речь?

— Понимаешь, — Валерия остро прочувствовала неловкость Смирновой, — мне нужно отъехать на несколько часов. По работе — не подумай чего лишнего. Антона оставить не с кем, а с собой взять не могу! Виктор недоступен, как на зло. Не удивительно, впрочем — после твоего ухода, крепко набрался вчера. Новую няню я еще не нашла, а однодневным сиделкам не доверяю…

— Выражаясь проще, Вы просите посидеть с вашим сыном?

После секундной паузы, Анна затараторила:

— Не прими за наглость — я заплачу! И привезу, куда скажешь. И заберу, как освобожусь. Либо, если пожелаешь, можешь приехать к нам.

Лера едва не засмеялась в голос. Лишь страх разбудить раньше времени Давыдова, удержал на грани.

— Я с радостью проведу время с Антошкой. И очень обижусь, если Вы еще хоть раз, заикнетесь про деньги!

— Ох, Лера…мне, так неловко!

— Приехать не смогу. — Прервала самобичевания Анны. — Адрес скину СМС — сообщением.

Коротко попрощавшись, девушка завершила вызов. После, тщательно чистя зубы, и принимая на скорую руку душ, думала лишь об одном — как сказать Герману об их маленьком госте? Довольно смело с ее стороны, принимать подобные решения, без одобрения хозяина дома. Но, стоило вспомнить улыбающееся лицо мальчугана, и горящие искренним весельем карие глазенки-пуговки, сомнения отошли на задний план.

Все будет хорошо. Все будет хорошо! Хуже, уже не будет…

Главное, обезоружить мужчину, накормив вкусным завтраком! И пусть потом, орет, сколько душе угодно. На том и решила, натягивая одну из его футболок, едва прикрывающую пятую точку, на чистое, но, совершенно обнаженное тело.

Приближения Германа она не услышала, из-за скворчащего на сковороде масла. Однако вовсе не испугалась, когда ее заключили в крепкие объятия, прижимая спиной к мощному мужскому торсу. Наоборот, испытала неописуемый душевный трепет, восторг, от того, как горячие жесткие губы, властно прошлись по обнаженной шее, слегка прихватывая кожу. Как грубовато и чувственно царапнула ее его утренняя щетина, пробуждая к жизни тысячи мурашек, хаотично расползающихся по всему телу.