– Сережа, короче! – взмолился Вадим Викторович.

Речкалов выдержал паузу и сказал:

– Судя по описанию, этот парень точь-в-точь похож на орешек, который мы кололи несколько дней назад в Третьем СИЗО, помнишь, по твоей просьбе? Он еще сломал нос Игорю, моему напарнику.

Глаза Вадима Викторовича вспыхнули, как копна соломы, брошенная в огонь.

– Ты… серьезно?!

– Еще бы. Вадик, я просто мечтаю увидеть снова этого гаденыша. У меня руки чешутся прилепить его зубы к его собственному затылку… ты меня понимаешь?

Да, он понимал. Вадим Викторович очень хорошо все понимал.

– Но это только цветочки, Вадик. Ты хорошо слышишь меня?

– Да-да. Говори.

– Если стоишь, то лучше присядь. В общем, мне сейчас ребята из Юго-западного позвонили и сказали, что сейчас у них в кабинете дежурного следака сидит один тип, который соловьем заливается о своих подвигах на свалках. Если ты еще не понял, он утверждает, что это он и его знакомые «чистили» помойки от разного бездомного сброда. Если мне не изменяет память, этим делом занимаешься ты.

Вот это новость!

– Ты сейчас очень занят? – быстро спросил Вадим Викторович, взглянув на часы.

– Вообще-то… а что?

– Давай дуй в Юго-западное, прокатимся к нашему орешку вместе, – бросил следователь.

Речкалов сказал, что сделает это с удовольствием.

Всю дорогу Надежду не оставляло нехорошее предчувствие. Уже в который раз она проклинала ужасное совпадение, и даже слабый внутренний голос не смог убедить ее в том, что она действовала именно так, как нужно было в этой ситуации. Хотя, казалось, все позади – дом продан, она с матерью (которая уже чувствовала себя достаточно сносно) едет домой. Алиса, ласточка… как она там? Она была обеспокоена молчанием Юры, но списывала все на его обиду. Он слишком своенравен, и Надежда не знала, как быть с их заявлением в ЗАГС. Что-то внутри нее нашептывало, что ни о каком браке этого юноши с ее дочерью не может идти и речи. И дело даже не в состоянии Алисы.

«Он мне не нравится», – вспомнила она слова Анны Сергеевны.

«И мне тоже», – чуть не вырвалось у нее, но она подавила в себе эту мысль. Надежда боялась признаться, но врать себе тоже не имело смысла – этот Юра вызывал у нее слишком противоречивые чувства.

«Не совсем так, дорогая, – сказала она себе. – Он вызывает у тебя страх, так будет точнее». Она затруднялась объяснить, в чем конкретно это выражалось, но когда она общалась с ним, у нее возникало ощущение, что она разговаривает не с человеком. А его улыбка, перед тем как он в последний раз покинул их квартиру! От этой улыбки хотелось кричать, как может вопить человек, увидев, что посиневшие губы лежащего в гробу покойника растягиваются в ухмылке.

Чувство тревоги усилилось, когда машина остановилась у их подъезда. С большим трудом ей удалось уговорить водителя помочь отнести вещи до квартиры. Усадив мать на кровать, она тут же помчалась к Анне Сергеевне, по дороге размышляя, что нужно раскошелиться на сотовый телефон. Сколько бы нервов она сохранила, будь у нее возможность знать, что с Алисой все нормально!

Она подошла к двери и нажала звонок.

Тихо. Взгляд уперся в странную бумажку с печатью рядом с замком. Позвонив еще несколько раз, она наклонилась, пытаясь разобрать написанное. Паника уже проснулась. Надежда уже знала, что произошло что-то нехорошее. Что-то очень нехорошее.

Отдел внутренних дел… понятые… число, подпись.

Вне себя от ужаса, Надежда забарабанила по двери. Рядом приоткрылась соседская дверь, и из квартиры вышла Елена, неопрятная толстушка лет сорока.

– Надюш, привет. Чего стучишь-то? – спросила она.

– Ты не видела Сергеевну? – не отвечая на приветствие, спросила Надежда, и та удивленно захлопала глазами.

– Ты что, не знаешь ничего, что ли?

– Что? – Горло у Надежды стало сухим, и царапающий нёбо язык, казалось, заполнил весь рот, перед глазами зловещей рябью стали разбегаться черные круги.

– Умерла Сергеевна, вот ведь как, – с деловым видом сообщила Елена. – Сначала псина какая-то все лаяла, а дня три назад из квартиры вонять стало, и мы участкового вызвали. Ну, а тот из ЖЭКа слесаря позвал, Семена…

– Алиса, что с ней? – Надежда едва слышала свой собственный шепот.

– Я и говорю. Дверь сломали, и мы внутрь. Зашли в комнату, а Сергеевна уже как неделю мертвая лежит.

Она вздохнула.

– Ты зачем ей свою собаку оставила? Это ведь твой мопс у нее был? Так вот, он Сергеевне пол-лица объел, Надь. С голодухи, видать. Потом стал на участкового рычать, так его усыпили.

– Где Алиса?! – как заведенная, повторяла Надежда. Краски вокруг сгущались, окутывая ее холодным тяжелым покрывалом.

– Дочка, што ль, твоя? – спросила Елена, глупо хлопая ресницами. – Да не знаю я… Не было ее внутри, чесс слово. А ты что, тоже ее с Сергеевной оставила, што ли?

Надежда не ответила. Ее мысли оборвались по крутой спирали, уводящей в мрак, и она покатилась по этой спирали, как по смазанным рельсам, все ниже и ниже, туда, где только одна темнота.

Какое-то время все в растерянности смотрели на незнакомого мужчину, затем Кеша испуганно вскрикнул, и было отчего. Освещаемая светом пламени фигура набатным колоколом возвещала опасность.

«Призрак», – это была первая мысль, которая пришла в голову Росту, как только он взглянул на лицо вышедшего в свет огня. Цвет лица этого человека немногим отличался от его белой рубашки, кожа, обтягивающая острые скулы, блестела. Рост старался себя убедить в том, что ему мерещится, но зрение не обманывало – глаза вышедшего из леса существа были без белков и зрачков – просто глубокие дыры, за которыми плескался мертвый, древний ужас, эти глаза словно служили некими зловещими оконцами Призрака, в которые совершенно не хотелось заглядывать. У него был такой вид, словно несколько минут назад его сняли с распятия. Одна рука – за спиной, и оставалось только гадать, что в ней. Пистолет? Тесак для рубки мяса? Одного только взгляда на незнакомца хватило, чтобы понять – это существо в дорогом костюме не намерено раздавать рекламные буклеты пластиковых окон. И уж совсем странно смотрелась его одежда – черный, явно не дешевый костюм, застегнутый на все пуговицы, белоснежная рубашка, галстук, на ногах изысканные туфли, подошвы которых были облеплены толстым слоем грязи.

– Че надо, говно? – в свойственной ему манере грозно спросил Витек. Рост внутренне подобрался.

– Это ваше, – прошелестел Призрак. Слова слетели с губ, как плевок или сгусток крови. Он вытянул руку, которую прятал за спиной, и швырнул на стол какой-то предмет странно овальной формы. Гулко стукнув по деревянной поверхности стола, он свалился вниз и упал, откатился в траву. На столе осталась россыпь красных капель. Только сейчас всем стало видно, что овальным предметом была голова Жгута. Кеша испуганно закричал, свалившись с бревна и болтая в воздухе костлявыми ногами…