Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Она продолжала смотреть на подъезд, но Ги так и не появился. Наверное, вышел через черный ход.
Теперь, когда он должен был чувствовать себя счастливым, он, наоборот, выглядел мрачным и встревоженным. Подолгу сидел, не двигаясь, и много курил. Иногда он начинал следить за каждым ее движением, будто в ней таилась какая-то опасность.
— Что с тобой? — постоянно спрашивала Розмари.
— Ничего, — отвечал он. — Разве ты сегодня не идешь на занятия по скульптуре?
— Я уже два месяца не ходила.
— Почему ты бросила?
Она пошла на занятия, отлепила старый пластилин, переделала каркас и начала заново, новую работу среди новых учеников.
— Где вы пропадали? — поинтересовался преподаватель. Он носил роговые очки, имел огромный кадык и, несмотря на свои громадные мускулистые руки, лепил крошечные изящные фигурки.
— В Занзибаре, — пошутила Розмари.
— Занзибара больше нет, — сказал он, нервно улыбаясь. — Теперь он называется Танзания.
Однажды Розмари долго ходила по магазинам, а когда вернулась, то увидела букет роз на кухне, еще один в гостиной, а из спальни вышел Ги с розой в руке, виновато улыбаясь, как будто репетировал сцену из какого-то нового спектакля.
— Я просто настоящее дерьмо. Это все из-за того, что я переживал: а вдруг к Бомгарту вернется зрение? И больше меня ничего не интересовало вокруг.
— Это понятно, — ответила Розмари. — Ты должен чувствовать себя ужасно при таких обстоятельствах.
— Послушай, — перебил он и вручил ей розу. — Даже если все это провалится, даже если я до конца своих дней буду рекламировать вина, я больше никогда не буду вести себя так по отношению к тебе.
— Но ты совсем…
— Я все понял. Я был так озабочен своей карьерой, что «Мысль Номер Один» была не о тебе. Давай заведем ребенка, ладно? Или троих, одного за другим.
Она удивленно посмотрела на него.
— Ну, малыша, понимаешь. Агу-агу… Пеленки всякие там. Уа-уа!..
— Ты это серьезно? — спросила Розмари.
— Конечно, серьезно. Я даже рассчитал, когда лучше этим заняться — в следующий понедельник и вторник. На календаре эти дни отмечены красными кружочками.
— Ты что, на самом деле хочешь этого, Ги? — переспросила Розмари, и в глазах ее заблестели слезы.
— Нет, я так шучу! Конечно, я говорю серьезно. Но только не надо плакать, Розмари, хорошо? Пожалуйста. Я очень расстроюсь, если ты будешь плакать, поэтому прекращай это сейчас же, ладно?
— Хорошо, я не буду.
— Я, наверное, помешался с этими розами, да? — Он радостно оглянулся. — Там в спальне ждет еще один огромный букет.
Глава восьмая
Розмари пошла на Бродвей за рыбными котлетами и на Лексингтон авеню купить сыра — не потому, что его не было в магазине поблизости, а просто оттого, что утро было свежее и прозрачно-голубое, и ей захотелось побродить по городу. Пальто развевалось, и утренние прохожие восхищенно посматривали на нее, а спешащие на работу служащие замечали ее неторопливость и немного завидовали. Был понедельник, четвертое октября, в этот день приезжал Папа Римский, и люди становились от этого более благожелательными и общительными, чем в обычные дни. «Как здорово, — думала Розмари. — Все люди счастливы в тот самый день, когда счастлива я сама».
Днем она посмотрела выступление Папы по телевизору, который выдвинула из ниши и повернула так, чтобы было удобно одновременно смотреть передачи и готовить на кухне рыбу с овощами и салат. Речь Папы в ООН тронула Розмари, и теперь она была совершенно уверена, что положение во Вьетнаме наконец изменится. «Нет войне», — говорил он. Неужели эти слова не дойдут даже до самых твердолобых политиков.
В половине пятого, когда она уже накрывала на стол перед камином, зазвонил телефон.
— Розмари? Как поживаешь?
— Хорошо, — ответила она. — А ты как?
Звонила Маргарита, самая старшая из сестер.
— Тоже хорошо.
— Ты где?
— В Омахе.
Они никогда не ладили между собой. Маргарита была тихой, сдержанной девушкой. Ей часто приходилось помогать матери сидеть с малышами. Поэтому ее звонок был неожиданным, странным и настораживающим.
— Все здоровы? — осторожно спросила Розмари.
«Наверное, кто-нибудь умер, — подумала она. — Но кто — мама? Папа? Брайан?..»
— Да, все здоровы.
— Точно?
— Точно. А ты как?
— Я тоже здорова. У меня все нормально.
— Знаешь, Розмари, у меня сегодня весь день было очень странное чувство. Будто с тобой что-то случилось. Несчастный случай или что-то вроде этого. Короче, что тебе грозит опасность. Возможно — больница.
— Ничего подобного, — рассмеялась Розмари. — Со мной все в порядке.
— Но это было очень сильное чувство, — продолжала Маргарита. — Я была просто уверена, что с тобой что-то случилось. В конце концов Джин сказал, что лучше всего позвонить и узнать. -
— А как он поживает?
— Прекрасно.
— А дети?
— Ну, как обычно — синяки и царапины, а в остальном все нормально, Да, кстати, у меня скоро будет еще один.
— А я и не знала. Как здорово! А когда?
«У нас тоже скоро будет», — подумала Розмари.
— В конце марта. А как твой муж, Розмари?
— Все хорошо. Он получил большую роль в спектакле и скоро начнет репетировать.
— Послушай, а ты видела Папу? — спросила вдруг Маргарита. — Наверное, у вас там все с ума сходят?
— Это уж точно… Я его смотрела по телевизору. В Омахе ведь тоже показывают?
— Как, ты даже не пошла на него посмотреть?
— Нет.
— Правда?
— Правда.
— Боже мой! Да ты знаешь, что отец с матерью хотели даже лететь в Нью-Йорк, чтобы увидеть его, и не смогли только из-за этой проклятой забастовки. Но некоторым все-таки удалось: Донованы уехали, Дот и Сэнди Валлингфорд… А ты там живешь, и не пошла на него посмотреть?
— Религия для меня теперь значит намного меньше, чем раньше.
— Я так и знала, — горько вздохнула Маргарита. — Это было неизбежно.
И Розмари поняла, что про себя Маргарита сейчас думает: «Ты ведь вышла замуж за протестанта».
— Спасибо, что позвонила, — попыталась закончить разговор Розмари. — Но тебе не стоит за меня волноваться. Я еще никогда не чувствовала себя такой здоровой и счастливой.
— Но это было очень сильное чувство, — ответила Маргарита. — С той самой минуты, как я сегодня проснулась. Ведь я
