Смущенная улыбка сошла с лица Григорьева, на щеках стали проступать буроватые пятна, он оперся локтем о стол, мрачновато сказал:

— Плохо… — И замолчал.

— Можешь ты еще что-нибудь сказать?

Григорьев отрицательно покачал головой.

— И это все?

— Все, — сказал Григорьев и опять молча уставился на Середина.

— Но хотя бы диагноз?..

Григорьев пожал плечами и опять ничего не сказал. Они смотрели друг на друга.

— Значит, очень плохо?

Григорьев с неподвижным лицом медленно наклонил голову.

Они помолчали.

— Ты знаешь, с чем я к тебе приехал? — спросил Середин.

— Судя по тому разговору, который у нас был, догадываюсь, — произнес Григорьев, не проявляя никаких эмоций. — Если, конечно, ты остался при своем мнении.

— Остался! — отчетливо сказал Середин.

— Я слушаю…

— Прошу тебя позвонить директору Гжельского завода об отгрузке фасонного трубного кирпича, — сказал Середин. — Это раз. Кроме того, передам тебе список заводов, которые готовы отгрузить нам металлоконструкции под наш металл. Я договорился с директорами, они ждут распоряжения министерства.

— Вот как! — хмыкнул Григорьев. — А ты задавал себе вопрос, как все это сочетается с централизованным управлением промышленностью?

— Задавал! — воинственно сказал Середин. — Завод начал работать на износ, отстал от современного уровня металлургии на пять лет, сам знаешь. Если мы будем ждать новой пятилетки, мы к тому времени отстанем еще на пять. Ты об этом думал?

Григорьев осел в кресле, приподнял голову и, кажется, с любопытством смотрел на Середина.

— Ты считаешь, что тебя все поймут? — после долгого молчания спросил он.

— Разве это так трудно? — удивился Середин.

— Смотря кому… — произнес Григорьев и, не кончив фразу, замолк.

— Но ты-то меня понимаешь? — живо, подавшись к нему, спросил Середин.

Григорьев насупился, раздумывая над чем-то.

— Понимаю, — сказал он, наконец, взглянув на собеседника.

— Тогда в чем же дело?

Григорьев пожал плечами.

— Не я один решаю такие вопросы.

— Но, по крайней мере, помоги убедить тех, кто решает.

Середин начал терять терпение. Столько препятствий осталось позади, столько сил потрачено на дискуссии, пришлось убеждать, доказывать у себя на заводе. Чего стоило сломить косность производственников, договориться с директорами заводов других ведомств и, вот тебе, пожалуйста, у своих же нельзя найти сочувствия. Середин, едва сдерживаясь, сверлил Григорьева взглядом. А тот привалился к спинке кресла, опустил глаза и с бесчувственным лицом не произносил ни слова.

Вот он шевельнулся, Середин напрягся в ожидании, но Григорьев опять ничего не сказал. Он изменил позу, оперся локтем о ручку кресла и совсем ссутулился, погрузился в глубокую задумчивость. Забыл, что ли, кто перед ним сидит? — с возмущением подумал Середин. — Уж как трудно было с ним на заводе из-за этой его молчаливости, из-за разных его словечек, которые сразу и не поймешь, что означали, но здесь-то, здесь каково с ним? Середин тяжко и шумно вздохнул. Григорьев, словно очнувшись, заворочался в кресле, взглянул на собеседника и сказал, продолжая разговор, будто и не было длинной паузы:

— Но у нас есть и другие заводы, которым тоже нужны металлоконструкции… Ждут своей очереди и не приходят в этот кабинет с просьбами…

— Наш завод в исключительном положении… — возразил Середин.

— Есть заводы, которым металлоконструкции нужны позарез. Что сделаешь, мы не можем дать сразу всем, размах строительства в стране колоссален, мы привлекаем и капиталистические фирмы, но ты же знаешь, какое сопротивление оказывают некоторые западные партнеры.

— Что ты мне все это рассказываешь? — возмутился Середин. — Что я, газет не читаю?

Григорьев опять погрузился в размышления. Середин не мешал ему, он сам понимал, что дело, с которым он сюда явился, не простое.

— От того, что я один буду на твоей стороне, завод не выиграет, — сказал Григорьев. — Еще найдутся умники и скажут, что ты выбил у меня металлоконструкции потому, что мы когда-то работали вместе. Мне наплевать, но делу это помешать может, разные есть люди… — Григорьев потупился, помолчал и заметил: — Вопрос настолько сложен, затрагивает интересы стольких заводов, что в его решении нужно участие ряда специалистов…

— Ты-то сам уверен, что нам надо дать «зеленую улицу»?

Григорьев спокойно, открыто взглянул на Середина.

— Я могу ошибаться, — сказал он.

— Не узнаю тебя, — Середин энергично мотнул головой. — Прежде, сколько я тебя знал, на заводе ты никогда не сомневался в своих решениях.

Григорьев все так же открыто, прямо смотрел на собеседника.

— Одно дело — завод… Я и там не всегда вел себя подобающим образом… — Усмешка мелькнула в его глазах. — Ты или позабыл, или не хочешь сейчас вспомнить. А здесь… сотни тысяч людей вовлечены в общий процесс производства. Ошибка кого-то одного может слишком дорого обойтись всем. Давай вот как сделаем… — Григорьев выпрямился, крепко уперся кулаком в край стола и свел брови. Теперь перед Серединым сидел прежний Григорьев — полный сил, волевой, уверенный в себе человек. — Тебе надо сходить… — он назвал фамилию руководящего лица. — Скажи ему… Впрочем, что я тебя учу, ты лучше меня знаешь, что там сказать. С твоим настырным характером не пропадешь… А потом соберем специалистов и посоветуемся. Так, пожалуй, будет правильнее.

— Что ты говоришь, какой у меня настырный характер? — с деланным недовольством заговорил Середин, а сам прикидывал в уме, насколько справедлив совет Григорьева, не хочет ли он просто «отфутболить». Понял, что совет, пожалуй, дельный, но продолжал стыдить Григорьева: — У меня характер?.. А ты когда-нибудь за собой следишь? — Середину всерьез захотелось выместить на Григорьеве все свое сегодняшнее раздражение.

Григорьев усмехнулся, не верил в серьезность упреков.

— Все, с чем ты ко мне приехал, — заговорил он, не обращая внимания на слова Середина, — требует не просто звонков из министерства, а приказа, в котором были бы обозначены необходимые мероприятия по модернизации завода еще в текущей пятилетке.

Середин разом замолк и внимательно слушал Григорьева. Да, он прав — только так. Именно так!

— Я пойду туда сейчас, — Середин встал и мотнул головой в сторону, имея в виду упомянутое руководящее лицо.

— Подожди, — сказал Григорьев, заставляя собеседника снова опуститься на свое место. — Все-таки расскажи мне, что вы там задумали в окончательном варианте. — Он откинулся на спинку кресла и внимательно и заинтересованно смотрел на Середина. — Почему нужно столько трубного кирпича? Двухванный процесс?

— Да. Это единственное, что может обеспечить нам большое количество стали в сравнительно короткие сроки, еще до полной реконструкции завода, о которой ты говорил. Кстати, вопрос в правительстве еще не решен?

— Нет еще, ты спешишь.

— Это верно. Не терпится…

— Ну что же, согласен, — как всегда в подобных случаях, после паузы и раздумья сказал Григорьев. — Полагаю, что двухванные мартеновские печи — это разумно.

Середин тут же воспользовался благоприятной реакцией, которой, как он предполагал,